ей; подхватила мальчика и, громко сопя, ушла в дом.

– А вы, значит, прячетесь? – спросила Кора.

Фан пожал плечами, оглядел землю и снеговые бляхи вокруг.

– Тут у вас волки, что ли, бывают? – спросил он.

– Ночью шакалят, – ответила Кора. – Из пустоши. Не волки, нет, хотя похожи. Псы одичалые. Муж ловушки ставил, ну и так отгонял их, багром, а теперь… Он уже год как помер. Он рыбак был. Уплыл – не вернулся…

– С псами сладить можно, – сказал Фан.

Он поднял взгляд, их глаза встретились, совсем ненадолго в зрачках наемника возникла крошечная фигурка женщины, а в зрачках хозяйки – не менее крошечный силуэт утреннего гостя, и за это мгновение обоим стало ясно и прошлое, и теперешнее положение, и что сулит им будущее… Фан Репков разглядел все так ясно, будто через взгляд воспоминания Коры передались ему: этот одинокий год, прохудившаяся крыша, на глазах разваливавшееся хозяйство, сорняки на грядках, издохшая лошадь, псы, воющие и дерущиеся ночами под окном, плач испуганных детей, болезнь младшего, и дневная тишина, когда на много лиг окрест – никого, и холодная, пустая постель…

Отвоевался, понял Репков. Он хотел закончить с наемничеством после того, как сделает это дело для столичного чара, затем, когда с чаром не выгорело, – когда добудет золото. Не вышло. Ладно. Что дальше? Сколько можно воевать? Возвратиться в Фору – и опять кабаки, постоялые дворы, веселые дома, опять выполнять работу для всякой богатой сволочи, иногда – красть, иногда – убивать, иногда – преследовать или, наоборот, убегать… Он сказал:

– Запах из твоего дома идет, Кора… Баранина, а? Ты стряпать умеешь?

Кора вполне разглядела его. Весь в грязи, и даже кровь на воротнике видна. Хотя одет хорошо – не богато, но справно. Шрам. Короткие волосы. Плечи широкие, фигура ловкая, а лицо – жесткое, но не жестокое. И еще… Слова «маскулинность» Кора не знала, но другое слово – самец – было хорошо знакомо ей. Этот человек, стоящий перед ее домом, был уж точно мужиком – самцовость так и била от его крепкой фигуры, от заросшего щетиной лица со шрамом, мощного подбородка и сломанного носа, даже от коротко остриженных темных волос. А еще у него были странноватые, будто бы серебристые глаза.

– Баранина, – сказала она. – Зайди в дом, поешь. Готовлю я хорошо. А ты… Фан, слышал ты, что такое картошка? Ее недавно в наши места завезли, говорят, с побережья Эрлана… Знаешь, как ее растить? Она у меня совсем не уродилась в этот раз. Мелкая, и пятна на ней темные.

– Разберемся, – негромко сказал Фан Репков и пошел за хозяйкой, позабыв меч на телеге. Кора вошла в дом и что-то сказала детям, а он на пороге приостановился, скользнул взглядом по двору, по накрененной изгороди, огороду, ботве, придавленной снегом, испещренным собачьими следами, – повернулся и шагнул в дом, и мысль, неявная, нечетко оформившаяся, скользнула по краю его сознания. Теперь буду воевать с картошкой.

Обычно изменения малозаметны.

Волны, день за днем накатывающие на берега; ветры, что с упрямым постоянством дуют в одну и ту же сторону; неторопливое смещение земных пластов… Горные кряжи, извилистые полоски рек, пятна озер, лесов и полей, а если глядеть с большей высоты, то моря, океаны, очертания континентальных берегов: все это преображается медленно, первое – из года в год, из столетия в столетие, второе – в течение десятков, сотен веков, тысячелетий, эр…

Куда с меньшей неспешностью меняются границы держав.

Резкие, ясно видимые пятна различных цветов, которыми на карте отмечены страны, съеживаются или разбухают, будто амебы, иногда выстреливают псевдоподиями армий в тела соседок. Прихотливо извиваются, подчиняясь войнам, переселениям отдельных племен и народов, сливаются воедино, меняя окраску, а порой исчезают. Движение светила, мелькания дня и ночи вообще не видны, а времена года проносятся смутными тенями, на миг то затемняя, то освещая картину. Если мысленно наложить карту, изображающую государства, на ту, что показывает географию мира, и представить их в движении, то получим разноцветные кляксы стран, рябью мелькающие по значительно более медлительным, ленивым, хоть и также смещающимся границам материков, островов, гор, перешейков, пустынь.

Иногда на карте вспыхивают взрывы быстрых катаклизмов: извержение вулкана, почти мгновенно уничтожившее небольшую страну; землетрясение, поглотившее целый город; цунами, смывшее прибрежные поселения, – или стремительная и победоносная военная кампания, успешный политический заговор, удачное восстание в крупном городе-государстве. Но подобное, с точки зрения истории, происходит нечасто; течение ее неторопливо и мерно. И уж совсем редко случается, чтобы быстрым и крупным изменениям подверглись одновременно обе карты, да так, чтобы изменения наложились друг на друга.

Вглядываемся пристальнее, ведь именно это происходит сейчас: в один миг исчез перешеек, соединяющий континент с Бритой, – и последняя стала островом; спустя непродолжительное время изменились течения, которым теперь не надо огибать ее, – и климат прибрежных земель потеплел, вдоль них, там, где раньше господствовал сероватый цвет холодной пустоши, набухли зеленые полосы лугов. А сама Брита, наоборот, побелела, ибо для нее наступила пора длинных суровых зим. И в то же мгновение исчезла, как не бывало, обширная империя, а место, что она занимала, покрылось сыпью едва заметных, раздираемых войнами стран-малюток. Картина заколыхалась, вспучилась там, где был Зелур… и вновь застыла на долгое, долгое время. Лишь крошечные амебы мелких государств соединяли цитоплазмы границ, сливались, исчезали и возникали вновь.

И все это время, с тех давних пор, когда Брита была еще частью континента, не отделенной от него даже какой-нибудь рекой, с самого рассвета времен в западной стороне, наособицу от других земель, застыл в неподвижности очертаний и красок огромный остров.

Зелур исчез. Прошло пять лет. Десять. Пятнадцать. Четверть столетия. Треть. Полвека. Карта менялась – но медленно и незначительно.

Минуло сто лет.

И что-то шелохнулось, сдвинулось – там, где не двигалось никогда. Мертвую подземную тишину нарушил скрежет когтей о камни. Посреди Атланса, глубоко в недрах под Горой Мира, вдоль наклонной галереи быстро ползло крупное существо. На нем, сжав ногами покрытые коротким черным мехом бока, восседала высокая женщина с факелом в руках.