из-под камней и земли. В мертвой тишине гномороб присел возле люка.
Огляделся: вокруг никого, ведущая от башни узкая дорожка, извиваясь между зарослями, исчезает в тумане. Гарбуш ухватился за скобу на люке, приподнял его и заглянул. Короткая деревянная лестница, за ней – коридор с земляными стенами, озаренный ровным светом. В стенах проемы, укрепленные деревянными рамами… Мгновение Гарбуш видел все это, а потом отпрянул, прикусив язык, распластался на камнях. Он не отличался чувствительностью, но от силы ударивших из люка миазмов скрутило живот и зазвенело в голове. Это был не запах, гномороб ощутил нечто другое: чужие чувства, бьющие из подземелья боль и страх. Гарбуш сжал голову руками, зажмурил глаза.
И услышал негромкий стук. Гномороб потянулся к перевязи, вспомнил, что ее нет, достал из сапога короткий стилет, приподнялся, занося оружие, чтобы ударить того, кто приближался к нему. По дорожке между кустов к зданию брели двое карл. Дикси тяжело припадал на костяную ногу. Лоб и правая скула Кепера кровоточили.
– Мы… – начал Дикси громко, но Гарбуш махнул рукой и показал вниз. Дикси, помедлив, кивнул. Гномороб оглядел друзей – у них были такие же, как у него, стилеты. Кепер держал огнестрел.
– Заряжен? – шепотом спросил Гарбуш.
Кепер губами беззвучно ответил: «Да».
Гарбуш открыл люк и начал осторожно спускаться. Хуже всего, если Ипи не окажется здесь, если она в какой-нибудь камере… Как же тогда ее искать?
Он спустился до середины лестницы, теперь его голова оказалась на уровне земли. Дикси присел возле люка. Миазмы боли текли навстречу, плескались в сознании. Они были невидимы, и в то же время Гарбуш ощущал их цвет – синий, с зеленоватым отливом, как у брюшка навозной мухи. Гномороб спустился еще на две ступени. Как искать Ипи, если ее здесь не окажется? По Острогу можно бродить много дней, он уже понял, насколько велика тюрьма. Оружия почти не осталось, и если…
Из дальнего конца коридора донесся крик. Гарбуш рухнул на пол, вскочил и побежал, слыша сзади восклицания друзей.
Он влетел в помещение с низким потолком, увидел пылающий горн, булькающую тромпу у стены, верстак, полки на стенах – все это плоское, как картина на холсте, сквозь который льется тяжелый янтарный свет. Посреди кузницы спиной ко входу стоял сутулый человек с очень длинными волосатыми руками, облаченный в штаны и фартук. Вот он-то был объемный – большой и темный, настоящий. Рядом на козлах лежало устройство, состоящее из прутьев, штанг, винтов, игл и лезвий, из железа, дерева и кожи. В нем, окруженная звенящим сине-зеленым облаком, извивалась и кричала Ипи. Гарбуш бросился вперед, споткнулся и, падая, вонзил стилет в ляжку человека.
Мастер Бонзо, охнув, глянул себе под ноги, схватил ударившего его человечка за шиворот и отшвырнул – прямо на двух других, как раз вбегающих в кузницу. Когда стилет пронзил ногу, рука Бонзо лежала на пруте возле боковой штанги, от неожиданности мастер дернул его, и прут сместился так, что короткий штырь указал на седьмую, последнюю засечку. С разных сторон к телу подопечной протянулись тонкие спицы, снизу поднялись отточенные крючки, провернулись шестерни с острыми зазубринами. Девица тут же умолкла. Кузнец рывком вернул прут в первоначальное положение.
Он зарычал от гнева. Преодолев многочисленные препятствия, усовершенствовав Дивораму, Бонзо достиг самой ответственной части испытания, только-только начал нащупывать равновесие между силой боли и чувствительностью подопечной – и вновь помеха!
Свалившиеся в проходе гноморобы увидели, как сутулый человек поворачивается, рассекая янтарный свет, будто сдвинувшийся с места высокий прибрежный утес в океанском прибое. Широкая тень протянулась от него. Бонзо схватился за рукоять стоящей у стены кувалды. Гарбуш бросился к Ипи, склонился над телом, увидел струйки крови, белое лицо, сквозь звенящее облако потянулся к захватам – и лишь в последний миг успел нырнуть в сторону, уходя от кувалды. Брус пробил янтарный свет, оставляя за собой темную дугу. Мастер перегнулся через Дивораму, метя в присевшего Гарбуша, и тут гномороба толкнули в спину. Он отлетел, ударился о горн. На том месте, где раньше стоял Гарбуш, оказался Кепер. Он поднял огнестрел, направил дуло в лицо кузнеца и нажал на крючок. Оружие скрежетнуло.
Гарбуш заорал, увидев, как Кепер пытается выстрелить, а кувалда опускается на него, бросился вперед, зацепился за Дивораму и полетел на пол, перевернув козлы. Кепер, швырнув огнестрел в лицо Бонзо, пригнулся. Кувалда ударила по его голове. Мушки взвились, звон наполнил помещение.
Дикси подковылял к Бонзо сзади, сжимая стилет обратным хватом, занес и начал всаживать трехгранное лезвие в ягодицу кузнеца, быстро, словно дятел, долбящий дерево. Острие успело четырежды погрузиться в плоть, когда Бонзо, повернувшись, попал локтем в висок гномороба. Стилет отлетел в сторону, Дикси покатился, стуча ногой о пол.
Гарбуш лежал на боку, дергая захваты, пытаясь освободить Ипи и видя по ее лицу, что она мертва. Он плакал, непослушными пальцами крутил винты, не замечая того, что происходит вокруг. Бонзо схватил Дикси за ногу, поднял так, что гномороб повис вниз головой, размахнувшись, ударил о горн. Отпустил и шагнул к последнему незваному гостю. Горн дрогнул, внутри загудело пламя. На голове Дикси от жара затрещали волосы, затылок обожгло. Он упал на пол и затих.
Мастер склонился над рамой, ткнул Гарбуша кулаком в лицо, отбросил в сторону.
– Ты сломал ее! – проревел Бонзо в отчаянии. Он положил кувалду, осторожно поднял Дивораму вместе с повисшим в ремнях телом, отнес к верстаку; дергая себя за бородку, бросился обратно. Мушек стало еще больше, звон бился в кузнице, иголками вонзался в стены, оставляя в них крохотные темные отверстия. Серый смерч вился над телом Кепера, мушки купались в натекающей из-под размозженной головы луже крови, ползали по лицу, по треснувшему лбу и раскрытым глазам. Стоя спиной к горну и лицом ко входу, Бонзо выпрямился над Гарбушем, обеими руками занося кувалду. Шагнувший из коридора Вач ударил снизу, и топор вонзился кузнецу между ног.
Облако мушек взорвалось, звон их стал грохотом, подобным звуку каменной лавины. Стражник дернул, топор поднялся, лезвие прорезало тело до середины живота. Мастер повернулся, вырвав топорище из рук Вача. Тот отпрыгнул в сторону, когда Бонзо метнул кувалду. Она пролетела мимо рядового и ударила в стену с полками, прямо над верстаком. Стена вмялась, полки вытянулись, изгибаясь. Бонзо что-то произнес, но голос его не был слышен за грохотом мушек. Кувалда погрузилась до середины рукояти. По стене, полкам, верстаку побежала трещина, сначала узкая, она быстро расширилась, стала прорехой толщиной в руку, сквозь которую в кузницу хлынул липкий свет, полный беснующихся мушек. Как густое жирное масло он затопил помещение, поднялся, омывая тела, печь и горн. Лезвие разрезало мышцы, но кузнец шагнул к Вачу. Он нащупал торчащую вперед толстую рукоять и вытащил из себя топор. Поднял и сделал второй шаг. Мушки со всех сторон устремились к мастеру Бонзо. Они неистовствовали, исступленно метались, ударяясь о тело кузнеца, отлетали и вновь нападали, стараясь проникнуть в рану. Вач двинулся вдоль стены, не спуская с противника глаз. Прошел мимо горна, перешагнул тело Дикси.