себе все руки и ноги… и нас выбросит в реальность.

– Но откуда я знаю, что там? Как я могу представить то, что никогда не видел?! – не понимал я.

– Представляй себе нечто неизвестное, что ты давно хочешь увидеть. Что угодно, но самое важное для тебя. Понимаешь?

– Мы же шли к Херсту? Надо представлять себе его и этот самый Сад Сирен! – добавила ты.

– Ок, ок, ок… – пробурчал я, и мы опять заняли исходную позицию.

Я действительно хотел попасть внутрь. Очень хотел. Я вспоминал, какие события меня привели сюда, к этой двери. Думал, что же такое необычное и важное ждет меня за ней. И мне стало совершенно ясно, что если я ее не открою, то все усилия напрасны. Я испугался. И я очень захотел открыть эту чертову дверь. Я заорал:

– Херст, твою мать!!! И мы побежали.

Мне было восемь лет. Мне нравилась девочка Ира. Она была черноглазая шатенка, с косичками, закрученными в «баранки» и подвязанными белыми бантами. Для своих лет маленькая и хрупкая. Неземное существо с лисьей улыбкой и говором птички. Такие девочки нравятся всем мальчикам в первом классе. К таким всегда выстраивается очередь из желающих отнести до дома портфель. Видимо, рядом с ними очень легко чувствовать себя настоящим мужчиной. А это так приятно, особенно когда тебе всего восемь лет. Но первая любовь зачастую и самая жестокая. Я не был конкурентоспособен и по всему проигрывал своим одноклассникам. На уроке физкультуры, когда нас просили выстроиться по росту, я каждый раз устраивал драку с моим приятелем Виталиком из-за того, что никто из нас не хотел стоять последним в мальчишеском строю. Я был уверен, что выше него, что он мухлюет. Становится на носочки или надевает кроссовки на толстой подошве. Совершенно очевидно, что он думал обо мне то же самое. И потому всякий раз мы толкали друг друга и пихались локтями, стремясь занять предпоследнее место в строю. Нашу тихую потасовку (по понятным причинам, мы старались не привлекать внимания к сугубо личному спору) всегда прекращал учитель, который хладнокровно и совершенно бессистемно указывал нам наши места. Иногда я оказывался замыкающим, а иногда Виталик. Бывало, я замыкал строй целый месяц, урок за уроком, а потом физрук вдруг решал, что все-таки выше я, и ставил меня предпоследним. Эти споры за предпоследнее место класс совершенно не волновали. И, конечно, на них не обращала никакого внимания Ира. У нее были свои переживания. Она металась между Стасом, высоким и спортивным, и Юрой, крепким, сильным и очень авторитетным. Возможно, ею тоже руководили инстинкты, и в окружении таких поклонников она чувствовала себя настоящей принцессой. Что и говорить, с моего последнего места на физкультурной линейке Ира казалась недосягаемой. Любить ее было просто глупо, безрассудно и нелепо. Но я любил. Любил и мучился. Мечтал, моделировал ситуации, когда мы останемся с ней наедине, и я, не задвигаемый на задний план более популярными одноклассниками, показал бы ей коллекцию фантиков от жвачки или поведал какую-нибудь самолично придуманную историю – из тех, что в те времена любил рассказывать своим друзьям.

Мальчик я был тихий, аккуратный. Играл в шахматы, пел в хоре. Много фантазировал и увлекал других своими фантазиями. И вот тут во мне проявлялись какие-то лидерские качества, которые вспыхивали совершенно неожиданно, заставляли целую группу более рослых серьезных детей идти на поводу у моих желаний, но эти качества исчезали сразу же, как только я сталкивался с первым проявлением неподчинения. Я придумывал «карты кладов», находил «россыпи военных гильз», подглядывал у деда «конструкцию удочки, которая ловит на лампочку», создавал «тайные общества», и даже поселял у себя на чердаке «потерпевшего аварию инопланетянина». Я уводил детей со двора, заставлял рыться в груде мусора, толпами затаскивал их на чердак, где они били в кровь коленки и чихали от пыли. Конечно же, потом у меня возникали проблемы с их родителями. Конечно же, мне частенько попадало от моей бабушки, которая в большей, нежели кто-либо, степени занималась моим воспитанием. Но я не мог иначе. Мне нужны были мои пятнадцать минут славы. Ведь я рос в мире невероятных, фантастических историй. Я проглатывал их залпом за завтраком, за обедом и перед сном. Я просыпался и засыпал с книгами. И не желал мириться с тем, что мир, в котором я пребывал большую часть времени, мир, в котором я умел все, мир, где были зарыты клады, где сражались пираты, а космические корабли пронзали бескрайний космос, где каждая молекула пространства была наполнена особым смыслом и раскрашена в немыслимо яркие цвета, – я не мог смириться, что мой мир недоступен никому, кроме меня. А я мечтал хоть на мгновение приоткрыть занавес, хоть малюсенькую его часть показать школьным друзьям! И вера в то, что я делаю нечто действительно важное, придавала мне сил и наполняла мои выдумки особой притягательностью. Я без труда увлекал в свои игры половину двора… но для дамы сердца оставался человеком-невидимкой. В те унылые дни, когда приходилось плестись позади всех на уроке физкультуры, мне казалось даже, что моего места в строю вообще не существует, что оно невидимое, заколдованное, особенное – созданное для того, чтобы спрятать меня от ее глаз и не дать мне ни малейшего шанса. Я был рыцарем с далекой планеты Ретко, высадившимся на планете Кортарек, которую населяли великаны и злобные, хищные драконы. Моей миссией было добраться до королевы Иры и изменить ход истории. Без армии, без волшебных доспехов, не имея поддержки вельмож и придворных интриганов. От дальних границ страны, пешком, по ночам, в тени огромного пустынного астероида-спутника, я продвигался к своей цели наугад, даже и не зная, где именно ждет меня та самая заветная случайная встреча…

И случай не заставил себя ждать. С тех пор я знаю точно: если наметить цель и уверенно шагать к ней (причем необязательно правильным путем, верность пути – это всего лишь вопрос веры), то наверняка вам представится шанс воплотить свою мечту в реальность. А моим шансом стал ярко-оранжевый двухколесный велосипед, привезенный отцом из Польши и стилизованный под настоящий итальянский мотороллер. Стояли восьмидесятые, и подобные штуки были большой редкостью. Тем не менее то и дело у кого-то из ребят появлялась игрушка или одежка, привезенная из-за границы. Каждый из этих почти мистических предметов моментально превращал его обладателя в калифа на час, приковывая к счастливчику внимание сверстников. Помню отчетливо, что самой популярной игрой в те годы были «вкладыши»: кладешь вкладыши от жвачки друг на друга, а потом хлопком ладони пытаешься перевернуть их рисунком вверх. Самыми ценными считались вкладыши от жвачки Turbo, самыми фуфловыми – от Love is. А нереальнейше крутым предметом гардероба была американская бейсболка, а игрушкой-мечтой – робот-трансформер. В общем, мы уже во все глаза смотрели на Запад. Только Запад по-прежнему оставался практически недосягаем. Достаточно сказать, что одни и те же вкладыши от Turbo фигурировали в игровом обороте по несколько месяцев, пока не превращались в лохмотья. Ценность всего этого барахла определялась его исключительной редкостью… Стоит добавить, что детского велосипеда с пластмассовым обвесом на манер взрослого мотороллера в нашей школе не имелось ни у одного из учеников младших классов. И это был мой шанс.

Отец мой – отнюдь не представитель первой волны кооператоров. Скорее уж – честный продвинутый труженик. Золотые руки. Каким-то образом стал ездить по европейским стройкам. Помогал отстраиваться уже шагнувшим на путь рыночной экономики Варшаве и Восточному Берлину. Он работал вахтенным методом, клал кирпич в дома первых польских олигархов и бандитов и получал весьма приличные по тем временам деньги. Раз в полгода он привозил мне подарки. С мамой они уже развелись к тому времени, вместе не жили, однако со мной он был очень дружен. По крайней мере в те годы, хотя потом мы уже почти не общались. Совершенно точно, что отец скучал по мне и, как и я, ждал нашей встречи.

То была его вторая поездка в Польшу. После первой я на месяц приобрел статус миллионера, совершив прямо-таки губительное для экономики школы вливание новых Turbo и Donald Duck. Естественно, что очень скоро я проиграл все свои вкладыши и с нетерпением ждал возвращения отца.

Моим любимым писателем в то время был Владислав Крапивин. И до сих пор я считаю, что чтение его книг – это лучшее, что мне подарили те годы. С восьми и до тринадцати лет я буквально жил его повестями и романами. Все его герои, обычные, на первый взгляд, дети, но обладающие сверхчеловеческими способностями и по-настоящему взрослым характером, на долгое время стали для меня идеалом, примером, на который хотелось равняться. Если мне не изменяет память, тогда я только что проглотил шедевр «Выстрел с монитора» – про мальчика, способного к телекинезу. Из-за этого дара он стал виновником аварии, в которой пострадали люди, и жители изгнали его из города. Этот же мальчик впоследствии спас город от гибели, взглядом изменив движение огромной бомбы, посланной гигантской мортирой с борта монитора – некой речной разновидности подводной лодки. Прощенный согражданами мальчик не смог