— В вашем письме говорится о двух делах, — продолжал банкир, — одно из них принадлежит к разряду обычных наших сделок, другое касается вас лично.

— Совершенно верно, Элизундо!

— Ну, что ж, говорите, Николай Старкос! Мне не терпится узнать, о чем идет речь.

Банкир выражался весьма определенно. Как видно, он хотел заставить своего посетителя объясниться начистоту, не прибегая к уверткам. Но его глухой голос как-то не вязался с прямо поставленными вопросами. Перевес сил в этом поединке был явно не на стороне банкира.

Поэтому капитан «Каристы» не мог скрыть полунасмешливую улыбку, но Элизундо, не поднимавший глаз, не заметил ее.

— Какое же дело мы обсудим в первую очередь? — спросил Старкос.

— То, которое касается вас лично, — быстро ответил банкир.

— А я предпочитаю начать с другого, — резко возразил капитан.

— Извольте! Говорите.

— Так вот, мы хотим выкупить в Аркадии транспорт невольников. Двести тридцать семь человек — мужчин, женщин и детей, — которых сперва отвезут на остров Скарпанто, откуда я берусь переправить их на берберийское побережье… Нам ведь с вами не впервые заключать подобные сделки, и вы, Элизундо, знаете, что турки уступают свой товар либо за наличные деньги, либо под векселя, гарантированные подписью надежного человека. За этим я и приехал к вам и рассчитываю, что, когда Скопело прибудет с заготовленными векселями, вы не откажете нам в своей подписи. Это вас не затруднит, не правда ли?

Банкир молчал, но его молчание могло означать лишь согласие. Такие операции совершались уже не раз, и это обязывало Элизундо.

— Должен прибавить, — небрежно продолжал Старкос, — что сделка весьма выгодная. События в Греции принимают дурной оборот для Порты. Наваринская битва и вмешательство европейских держав гибельно скажутся на положении Оттоманской империи. Если туркам придется прекратить войну, то не будет больше пленных, следовательно — ни работорговли, ни барышей. Вот почему эти последние партии, которые нам уступают еще на достаточно выгодных условиях, мы продадим в Африке по высокой цене. Мы не прогадаем, а стало быть, не прогадаете и вы. Итак, могу я надеяться на вашу подпись?

— Я учту ваши векселя, — отвечал банкир, — так что моя подпись вам не понадобится.

— Как вам будет угодно, Элизундо, — согласился капитан, — но мы бы удовольствовались и вашим поручительством. Когда-то вы, не задумываясь, нам его давали.

— Мало ли что было когда-то, сегодня я смотрю на это иначе! — отрезал Элизундо.

— Ах, вот как! — воскликнул капитан. — Впрочем, воля ваша! Я слышал, вы собираетесь уйти от дел? Это правда?

— Да, собираюсь! — отвечал банкир более твердо. — И что касается вас, Николай Старкос, то это последняя операция, которую мы совершаем совместно с вами… если уж вы настаиваете, чтобы я ее совершил!

— Да, Элизундо, решительно настаиваю! — сухо ответил капитан.

Затем он встал и прошелся несколько раз по кабинету, то и дело окидывая банкира далеко не ласковым взглядом. Наконец, остановившись перед ним, Старкос насмешливо проговорил:

— Значит, почтеннейший Элизундо, вы очень богаты, коли намерены уйти на покой.

Банкир промолчал.

— Что же вы сделаете с нажитыми миллионами, — спросил капитан, — ведь не унесете же вы их с собою на тот свет? Такой багаж чересчур громоздок для последнего путешествия! Кому же они достанутся после вашей смерти?

Элизундо продолжал хранить упорное молчание.

— Они достанутся вашей дочери, — продолжал Николай Старкос, — красавице Хаджине Элизундо! Она унаследует отцовское богатство! Вполне справедливо! Но что она с ним сделает? Одна на свете, как она управится со столькими миллионами?

Банкир выпрямился и, сделав над собою усилие, как человек, готовящийся к тяжелому признанию, с трудом произнес:

— Моя дочь не останется одинокой!

— Вы выдадите ее замуж? — спросил капитан. — А за кого, позвольте спросить? Кто захочет жениться на Хаджине Элизундо, когда откроется, как нажил ее отец львиную долю своего состояния? И прибавлю: кому она, сама, узнав правду, осмелится отдать свою руку?

— А как она узнает? — возразил банкир. — Хаджина по сегодняшний день пребывает в неведенье, кто же ей откроет глаза?

— Я, если уж на то пошло.

— Вы?

— Да, я! — вызывающе ответил капитан «Каристы». — Слушайте, Элизундо, и отнеситесь внимательно к моим словам, ибо я больше не вернусь к тому, что собираюсь вам сказать. Вы нажили громадное состояние главным образом благодаря мне, благодаря нашим совместным сделкам, причем рисковал-то головой я. Промышляя награбленным добром, торгуя рабами, пока Греция добивалась независимости, вы набивали себе карманы: ведь сумма ваших барышей исчисляется миллионами! Ну, что ж, если эти миллионы перейдут ко мне, будет только справедливо! Вы знаете, что Старкос чужд предрассудков! И он не спросит, откуда у вас такое богатство! С окончанием войны я и сам брошу дела! Но меня не прельщает одинокое существование, и я требую, понимаете, требую, чтобы Хаджина Элизундо стала женою Николая Старкоса!

Банкир откинулся на спинку кресла. Он чувствовал себя в руках пирата, своего давнего сообщника. Он знал, что капитан «Каристы» не остановится ни перед чем, чтобы добиться своего. Старик не сомневался, что для достижения цели Николай Старкос способен открыть тайну банкирского дома.

Как ни боялся Элизундо рассердить своим отказом Старкоса, у него не было другой возможности отвергнуть притязания пирата, и, поколебавшись, он сказал:

— Моя дочь не может стать вашей женой, Старкос, она выходит замуж за другого!

— За другого! — воскликнул Николай Старкос. — Я и в самом деле приехал вовремя! Ах вот как! Значит, ваша дочь, банкир Элизундо, выходит замуж?..

— Да, через пять дней?

— И кто жених?.. — спросил капитан дрожащим от бешенства голосом.

— Французский офицер.

— Французский офицер! Без сомнения, один из этих филэллинов, спасителей Греции?

— Да!

— Его имя?..

— Капитан Анри д'Альбаре.

— Так вот, почтеннейший Элизундо, — сказал Николай Старкос, подходя вплотную к банкиру и глядя на него в упор, — я еще раз повторяю: когда капитан Анри д'Альбаре узнает, кто вы такой, он и сам не захочет жениться на вашей дочери, а когда Хаджина узнает об источнике отцовского богатства, она не посмеет и думать о капитане Анри д'Альбаре! Итак, если вы сегодня же не откажетесь от мысли об этом браке, завтра он расстроится сам собой, ибо завтра жениху и невесте станет известно все!.. Да!.. Да!.. Клянусь дьяволом, они все узнают.

Банкир привстал с места. Он пристально посмотрел на капитана «Каристы» и с отчаянной решимостью произнес:

— В таком случае… я покончу с собой, Николай Старкос, чтобы дочери моей не приходилось стыдиться отца!

— Ну нет, — возразил капитан, — вы всегда останетесь ее позором. Ваша смерть не изгладит из памяти людей, что вы были банкиром пиратов Архипелага.

Элизундо, не будучи в силах что-либо возразить, в изнеможении упал в кресло.

— Вот почему Хаджина Элизундо не может стать женой Анри д'Альбаре и ей волей-неволей придется выйти замуж за Николая Старкоса! — добавил капитан «Каристы».

Еще полчаса продолжалась беседа, во время которой один умолял, а другой грозил. Пират настойчиво домогался своего вовсе не из любви к девушке! Он хотел обладать ее миллионами, и ничто не могло