Она стояла у себя в спальне, держась одной рукой за спинку кровати. Другая ее рука сжимала и отпускала ингалятор. Она открыла глаза. Роберт был в каких-то двух шагах. Элспет сидела на диванчике у окна, опершись локтями на колени и подперев руками подбородок; ее склоненное набок лицо выражало печальную задумчивость. Валентина задержала взгляд на Элспет, и ее охватило сомнение.

Помедлив, Роберт все же шагнул в ее сторону. Валентина обняла его за пояс и спрятала лицо у него на груди. Она гадала, останется ли у нее на щеке круглая вмятинка от рубашечной пуговицы и сохранится ли после ее смерти. Он не поцеловал ее. Она решила, что его смущает присутствие Элспет.

— Да, я готова, — ответила она.

Отступив назад, на середину ковра, лежавшего на полу спальни, она сделала вдох из ингалятора. Элспет подумала: На вид она уже кажется бестелесной — просто тень в этом тусклом свете.

Роберт попятился к порогу. При всем желании он не мог бы выразить своих чувств — он просто ждал, что будет дальше. Он не верил, что это случится; он этого не хотел. Не надо, Элспет…

Валентина зажмурилась и тут же снова открыла глаза; она посмотрела на Роберта — он вдруг отодвинулся куда-то далеко-далеко; ей вспомнилось, как родители наблюдали за их с Джулией прохождением через пост службы безопасности в аэропорту О'Хара в день их отъезда из Чикаго. Вдруг ее пронзило холодом. Элспет прошла сквозь нее, просто вступив в ее тело; это напомнило Валентине старые стереоскопические снимки, которые требовали совмещения двух изображений. «Я умру от холода». Она почувствовала, как ее поймали, отгородили, взяли в плен. Ой! Провал в небытие. Потом она воспарила над своим телом, рухнувшим на пол. Ах… Элспет, опустившись на колени у мертвого тела, подняла на нее взгляд.

— Иди сюда, солнышко, — позвала она.

Совсем как мама. Жуть какая-то. Она попыталась двинуться к Элспет, но обнаружила, что не может даже шевельнуться. Поняв это, Элспет сама приблизилась и взяла ее на руки. Теперь Валентина стала крошечной, она умещалась в ладонях Элспет, как мышка. Последней ее мыслью было: это как заснуть…

А Роберт лишь увидел, что Валентина обмякла. Она упала: колени подогнулись, голова свесилась. Сложившись пополам, она с глухим стуком и треском ударилась об пол. В наступившей тишине слышалось только дыхание Роберта. Он так и остался стоять в дверях и не поспешил к ней, потому что не понимал, что происходит, — но какие-то невидимые события точно происходили, — и не знал, что делать дальше. Рухнув на ковер, девушка так и лежала без движения. Наконец, заставив себя пересечь комнату, он опустился на колени около Валентины. Крови не было. Он не понял, есть ли у нее переломы; казалось, она вся переломана, но прикоснуться к ней он не мог; она лежала так, как упала, и он знал, что дотрагиваться до нее нельзя.

Сверху Элспет следила за его взглядом. А сама осязала Валентину, тяжелую и облачную, зажатую в ее руках. Верни ее назад, сейчас же. Верни ее, пока не поздно… Ей хотелось, чтобы Роберт уложил Валентину ровно, выпрямил ее ноги и соединил руки. Тело лежало на правом боку, голова была запрокинута, руки выброшены вперед, плотно сжатые коленки согнуты. Глаза закатились, рот открылся, обнажив мелкие зубки. Положение тела казалось Элспет неправильным, оскорбительным. Ей хотелось к нему прикоснуться, но руки у нее были заняты. И что теперь? Если я отпущу, она просто рассеется? Мне бы какую-нибудь коробочку… Она вспомнила про свой ящик. Точно, положу ее туда. Она возьмет Валентину к себе в ящик. Там они будут вместе и смогут переждать.

Роберт поднялся на ноги. Вышел из комнаты. Он дорого бы дал, чтобы, еще не доходя до порога, забыть все увиденное. Положив ладонь на дверную ручку, он остановился.

— Элспет? — позвал он. Ответом было мгновенное ощущение холода на щеке. — Я тебя не прощу.

Молчание. Ему почудилось, что она у него за спиной; он не поддался искушению обернуться и посмотреть. Открыв дверь, он спустился к себе; взял на кухне бутылку виски и не заметил, как стало темнеть; теперь осталось дожидаться, когда Джулия вернется от Мартина, обнаружит тело и горестно зарыдает.

Джулия спустилась к себе часом позже. Свет во всей квартире был выключен. Она прошлась по комнатам, щелкая выключателями и крича:

— Мышка?

«Где ее носит?»

— Мышь?

«Не иначе как внизу тусуется».

В квартире было холодно и странно пусто, словно вся мебель превратилась в мираж. Переходя из комнаты в комнату, Джулия легонько коснулась столешницы, провела пальцами по спинке дивана и книжным переплетам, удостоверяясь, что вещи на своих местах, в целости и сохранности.

— Элспет?

«Куда все запропастились?»

Войдя в спальню, она включила свет. Перед ней лежала скрюченная Валентина, будто замершая в мучительном танце. Джулия медленно двинулась вперед; подошла к Валентине и села подле нее. Дотронулась до ее губ, щек. Увидев ингалятор, зажатый в руке Валентины, отпрянула и сама непроизвольно прижала руку к груди.

«Мышка?» Валентина, как могло показаться со стороны, высматривала что-то под потолком; она запрокинула голову и вытаращила глаза, будто прямо у нее над головой разворачивалось удивительное зрелище.

— Мышь? — Валентина не отвечала.

У Джулии вырвался жалобный стон. Ощутив на лице холодное прикосновение, она яростно отмахнулась:

— Пошла вон, Элспет! Убирайся! Где она? Где она? — Теперь Джулия зарыдала в голос.

А Элспет сидела рядом с ней на полу. Она видела, как Джулия оплакивает сестру, обняв ее тело. Я не по своей воле, Джулия. Она подумала о своей сестре, о том, что кому-то предстоит сделать телефонный звонок. Наблюдая за Джулией, Элспет понимала, что ничего хорошего больше не будет. Я виновата, виновата во всем. Прости меня. Мне очень, очень горько.

Элспет и Валентина вместе пережидали в ящике; тем временем медицинская бригада зафиксировала факт смерти Валентины; врач, которого Элспет видела в больнице, выписал справку о смерти по естественным причинам; потом Себастьян забрал тело из квартиры, Роберт стал звонить Эди и Джеку; Джулию сотрясали рыдания. Это были часы неподвижности, света и тьмы.

Длинный разговор Роберта с Себастьяном закончился взаимным неприятием и непониманием.

— Я могу понять ваше нежелание ее бальзамировать, — говорил Себастьян. — Могу понять отказ от макияжа; с этим все ясно. Но с какой стати вы требуете, чтобы я накачал ее гепарином?

— Это антикоагулянт.[115]

— Я знаю. Но вы же не планируете хранить тело в криогенной камере?

— Пожалуй, нет. Но мы хотели бы попросить заполнить гроб льдом.

— Роберт!

— Сделай мне одолжение, Себастьян. И пожалуйста, держи ее в холодильной камере как можно дольше.

— Зачем? Роберт, не нравится мне все это.

— Тут ничего такого нет…

Себастьян был настроен скептически:

— Извини меня, Роберт. Либо выкладывай, что у тебя на уме, либо ищи кого-нибудь другого.

Роберт заговорил:

— Ты мне не поверишь; это невероятно. Просто бред. — Себастьян молчал; Роберт глубоко вздохнул и попробовал привести свои мысли в порядок. — Ты веришь в привидения?

— Представь себе, — тихо выговорил Себастьян, — верю. У меня было несколько… интересных