ни малейшей размолвки, ничто не предвещало разрыва; они были неразлучны и превосходили многих своих недоброжелателей умом и решительностью. От этих рассказов Валентина начинала тосковать по Джулии — не по такой, какую нынче видела рядом, а по той, какую знала в детстве: заступница, ее второе я. Драматизм каждой истории усугублялся мучительным перемещением планшетки. Элспет волей-неволей проявляла чудеса лаконичности. Ее рассказы напомнили Валентине о бело-синих изразцах, виденных в Почтовом парке.

Роберт поднял несколько листков.

— Не возражаешь?

Валентина посмотрела на Элспет; та пожала плечами. ТЫ ВСЕ ЭТО ЗНАЕШЬ, сообщила планшетка.

К записанным рассказам Валентина добавила только знаки препинания. НАМ БЫЛО ДЕВЯТЬ. ШЛИ ДОМОЙ, УВИДЕЛИ ОБЪЯВЛЕНИЕ: «ПРОДАЮТСЯ ЩЕНКИ». ЛЮБОПЫТНО, ЗАШЛИ, СПРОСИЛИ У ПРОДАВЦА. ЭТО БЫЛА ТАБАЧНАЯ ЛАВКА. ОН ПОВЕЛ НАС В САРАЙ. ТАМ ЩЕНКИ ГОНЧЕЙ. МЫ С НИМИ ДОЛГО ИГРАЛИ, ПОТОМ ЗАХОТЕЛИ УЙТИ, НО ОН ЗАПЕР ДВЕРЬ. На этом страница заканчивалась. Роберт вспомнил, что Элспет много лет назад и вправду рассказывала ему этот случай: они с ней гуляли вдоль Озерной улицы, где раньше находилась пресловутая табачная лавка. Валентина откопала следующую страницу и протянула ему. МЫ КРИЧАЛИ, НО ВСЕ ЗРЯ. СОБАКА НА НАС ЛАЯЛА. СТЕМНЕЛО. ТАБАЧНИК ОТПЕР САРАЙ. МЫ К ДВЕРЯМ, СБИЛИ ЕГО С НОГ — И ДОМОЙ.

«Больше похоже на сказку, — подумала Валентина. — Сколько здесь правды?» Раньше она залпом проглатывала такие истории, но теперь насторожилась.

Вспоминая холодный, уродливый сарай, скулеж щенков, испугавшихся их с Эди крика, Эслпет смотрела на Валентину и думала: Зачем я ей это рассказываю? Она устала, я ее растревожила. Тогда она написала: ТЕПЕРЬ ТЫ РАССКАЗЫВАЙ — и улыбнулась со всей возможной добротой.

— Я? — У Валентины не было ни одной мысли. «Я жутко измочалена».

Сначала ей не терпелось выпроводить Роберта, чтобы они с Элспет могли продолжить разговор по душам. Потом захотелось спуститься с ним к нему домой и там целоваться, спрятавшись от Элспет. «А можно и одной сбежать — пусть себе любезничают».

— А чем Джулия занимается? — спросила она Роберта.

— Полагаю, вокруг Мартина суетится, — ответил он и рассказал им о страданиях Мартина и стоматологических подвигах Себастьяна.

На миг Валентина приревновала: Джулия оказывала внимание кому-то другому. Правда, она тут же решила: «Нет, меня это не волнует. Честное слово». Ее стало клонить вбок, плечо уперлось в спинку дивана, голова свесилась на грудь. Роберт спросил:

— Ты обедала?

— Нет. — Помнилось, она ела что-то на завтрак, но это было давным-давно. — Мы за продуктами не сходили. — Она подняла на него глаза, огромные на изможденном лице.

— То-то я смотрю — ты как голодающая, — заметил Роберт. «Точнее, умирающая с голоду. Сколько же времени ты здесь сидишь?» Он встал. — Элспет, Валентине пора ужинать.

Он протянул руки. Валентина ухватилась, и он поднял ее с дивана. У нее закружилась голова.

Элспет провожала их взглядом. На пороге Валентина обернулась и выговорила:

— Я скоро вернусь, Эслпет. Только перекушу.

И дверь затворилась.

Поднявшись с дивана, Элспет переместилась к открытому окну. Она выжидала. Вскоре Роберт с Валентиной прошагали по дорожке и скрылись за калиткой. Этого следовало ожидать, сказала себе Элспет. Она привыкла, чтобы за нее решали. Сгущались сумерки. Мне бы радоваться. Элспет подняла глаза к бездонному небу. На улице зажглись фонари. Все равно, хороший был день. Почти как в прежние времена.

Когда вернулась Джулия, было уже совсем темно. Она прошлась по всей квартире, щелкая выключателями, и стала звать: «Ты где, Мышь?» В гостиной она зажгла торшер у рояля и закрыла окно. Собрала в стопку бумаги, полистала, почитала. Элспет следила за ней в задумчивости. Неприятно, когда твой разговор записывают. Похоже на прослушку — будто кто-то подключился к моему телефону. А впрочем, что здесь такого? Почему Валентине можно знать, а Джулии нельзя? У меня не должно быть любимчиков.

Джулия отвлеклась от записей, словно чувствуя на себе посторонний взгляд.

— Ты здесь, Элспет? А Валентина где?

Элспет наклонилась над доской.

УЖИНАЕТ С Р, — сообщила она.

— Ясно, — протянула Джулия и обиженно плюхнулась на диван.

ЧТО У МАРТИНА С ЗУБАМИ

Джулия просияла.

— Уже намного лучше. Его потянуло в сон, и я ушла.

ТЫ ВСЕМ ПОМОГАЕШЬ

— Стараюсь. — Джулия покачала головой. — А Валентина, кажется, мне этого простить не может.

БЛАГОДАРНОЙ БЫТЬ ТЯЖЕЛО

— По-моему, Валентине это не грозит. Так уж она устроена. Ее дело — болеть, а мое — за ней ухаживать.

ЕСЛИ ТЫ ЕЕ ОТПУСТИШЬ ОНА САМА К ТЕБЕ ПОТЯНЕТСЯ

— Знаю. Но почему-то не могу.

Элспет с изумлением заметила, что глаза Джулии наполнились слезами. Они посидели не двигаясь, не говоря ни слова. Через пару минут Джулия вышла. Элспет слышала, как она хлюпает носом в ванной. Вернувшись в гостиную, Джулия спросила:

— Вот здесь написано — «травма головы». Это про кого? — Она развернула лист, чтобы Элспет было лучше видно.

ОНА СПРОСИЛА КАК УМЕР НАШ ОТЕЦ

— Понятно. Мы его уже не застали, да?

ДА ТОЛЬКО БАБУШКУ

— Мы ее не помним.

ОНА УМЕРЛА КОГДА ВЫ БЫЛИ МАЛЕНЬКИМИ

— Что они были за люди? Мама никогда о них не рассказывает.

ОН СЛОЖНЫЙ, ОНА КРОТКАЯ

Джулия помедлила. Обдумывая следующий вопрос, она принялась рисовать спирали. Элспет смотрела и думала: Поразительно; неужели это заложено в генах — вот так водить карандашом по бумаге?

— Элспет? А что произошло между тобой и мамой?

ПРОСТИ НЕ МОГУ СПОКОЙНОЙ НОЧИ

— Элспет?

Но Элспет исчезла. Пожав плечами, Джулия поплелась в спальню, опустошенная и взволнованная. Когда вернулась Валентина, она уже крепко спала; ей снились цифры и зубы.