— Соблюдайте приличия.

Она подмигнула Валентине и пошла вниз.

Джессика и Фелисити были единственными, не считая Роберта, с кем Валентина уже встречалась. Роберт, войдя, приветствовал ее улыбкой, и Валентина приободрилась. Она с удивлением наблюдала, как Роберт трепался с Филом и парировал шуточки Томаса и Мэтью насчет неуклонного приближения его смертного часа. Так зоологи наблюдают за редким животным в естественной среде обитания. От застенчивости Роберта не осталось и следа. Он подозвал к себе Валентину и, одной рукой приобняв ее за плечи, стал знакомить с собравшимися. Валентину взволновало, что друзья Роберта воспринимают их как единое целое, но будь на его месте Джулия, у Валентины это вызвало бы только раздражение.

Из архива спустился Джеймс, который бочком присел за стол жены. Вскоре появилась и сама Джессика, а за нею — Найджел.

— Ого, — изумился он. — По какому случаю праздник?

— По случаю двадцатого апреля, Найджел, — сказала Фелисити. — Ты разве не захватил костюм?

— Сегодня у Роберта день рождения, — напомнил Джеймс.

— Да, в самом деле, — невесело произнес Найджел. — К сожалению, мыслями я не здесь.

— Обо всем договорились? — спросил Джеймс.

— Разумеется, — ответил он. — Хоронить будем в понедельник, в одиннадцать.

На контору опустился темный покров; детские похороны удручали всех и каждого. «Когда мы хороним детей, — подумал Роджер, — всякий раз начинается дождь. — Потом он сказал себе, что это не так. — Но зонт на всякий случай прихвачу».

— Ох ты, — поразился Найджел, заметив торт. — Это что за ужас?

— Эй, — возмутился Фил, — попрошу не оскорблять кондитерское изделие. — Он сфотографировал торт на мобильник. — Для архива.

Фелисити зажгла свечки. Все сгрудились вокруг Роберта, который с нескрываемым удовольствием слушал, как ему поют «Happy Birthday». Валентина пела вместе со всеми; у нее было такое чувство, будто эти люди — ее давние знакомые: Фил, весь в татуировках, одетый в кожаный тренч; Джордж в рубашке с закатанными рукавами, рассказывавший бархатным голосом про карандашный эскиз, который он не выпускал из почерневших от графита пальцев; Эдвард, похожий на героя черно-белого фильма, исполненный достоинства, в костюме, при галстуке, сцепивший перед собой руки, как в церкви; улыбчивые Томас и Мэтью — в высоких сапогах и подтяжках; печальный Найджел, выводящий слова с таким видом, как будто это была тяжелая миссия, чреватая пагубными последствиями; Фелисити, добрая и звонкоголосая; Джессика и Джеймс, поющие с хрипотцой, как надтреснутые флейты, — все хором распевали «Happy birthday to you». Под конец Роберт зажмурился, пожелал себе «когда-нибудь снова стать счастливым» — и задул все свечки, кроме одной. Зашелестели озабоченные вздохи; тогда он еще раз набрал воздуха и со второй попытки задул последний огонек. Аплодисменты, смех. Разрезав торт, Роберт протянул первый кусок Валентине. В одной руке она держала бумажную тарелку, в другой — пластмассовую вилку — и наблюдала, как он раздает покрытые глазурью ломтики.

Фелисити уже наливала чай в разномастные конторские кружки и фарфоровые чашечки. Роберт попробовал торт: серая глазурь на вкус оказалась не хуже любой другой. Он исподволь бросил взгляд на Валентину и заметил, что она, молчаливая и торжественная среди общего веселья, не сводит с него глаз. Внезапно ее лицо озарилось улыбкой, и у него отлегло от сердца: прошлое уходило в тень, и все его мысли были теперь о будущем. Роберт протолкнулся к Валентине и остановился рядом; они ели торт и блаженно молчали под гул именинной вечеринки. «Все будет хорошо», — подумал он.

Джессика не спускала с них глаз. «Как она похожа на Элспет, — крутилось у нее в голове. — Просто мороз по коже». Перед ее мысленным взором появилась супружеская чета — несчастные родители, только что покинувшие контору. Выходя за кладбищенские ворота, они поддерживали друг друга, словно борясь с ураганом, который норовил свалить только их. Роберт с Валентиной просто стояли рядом, но Джессике почудилось такое же единение. «Кажется, он вполне счастлив. — Она сделала глоток чаю. — Надо думать, все образуется».

Элспет занималась пылью. У нее не укладывалось в голове, почему она так поздно оценила возможности этой субстанции. Легкая, подвластная ее скромным силам, пыль представляла собой идеальный канал общения.

Когда близнецы впервые оказались у нее в квартире, Джулия машинально провела пальцем по крышке рояля, оставив на гладкой поверхности узкую полоску. Блестящий след действовал Элспет на нервы, и теперь она с усердием принялась возвращать пылинки на место, чтобы заровнять этот бездумный укор; тут-то ее и осенило, что перед ней настоящая tabula rasa.[88] Пыль была рупором, способным усилить ее отчаянный зов. Элспет настолько разволновалась, что уплыла к себе в ящик и стала обдумывать новые возможности.

Что же им сказать, раз уж есть такая возможность? «Помогите, я умерла». Нет, не годится — чем они ей помогут? Не стоит бить на жалость. Но и пугать их не следует. Пусть знают, что это я, а не чей-нибудь розыгрыш. Она сделала ставку на Роберта. Вот кому надо написать послание — уж он-то не усомнится, что она здесь.

На следующий день было воскресенье. Утром пошел дождь, и слабый свет, проникавший в гостиную, совсем потускнел. Элспет проплыла над роялем. Если бы кто-нибудь обрел способность ее видеть, то заметил бы одну правую руку и лицо.

Сидя в столовой, близнецы неторопливо прихлебывали кофе и доедали остатки тостов с джемом. Элспет слышала их отрывочные, вполне дружелюбные фразы — утренние обсуждения предстоящих вылазок. Это ей было неинтересно, и она обратила все свое внимание на серую от пыли поверхность.

Для пробы Элспет прижала к ней кончик пальца. Где-то она вычитала, что домашняя пыль состоит главным образом из омертвевших клеток человеческой кожи. Выходит, я пишу на своем бывшем теле. Пыль оказалась податливой, мягкие частицы расступались, и она прочертила блестящую дорожку. Простота этого действия привела ее в восторг; писать нужно было продуманно, чтобы Роберт сразу понял, что к чему. Чтобы вывести пару строк, ей потребовался целый час. Близнецы уже отправились на прогулку. За работой Элспет мурлыкала себе под нос, восхищаясь завитушками собственной подписи и безупречными знаками препинания. С огромным усилием она включила торшер, который раньше освещал ноты. Так они сразу заметят, возликовала она и совершила триумфальный полет по квартире, проникая сквозь стены и скользя по потолкам. Ей даже удалось запустить кусочком сахара в голову Котенка, дремавшего на стуле, наполовину задвинутом под обеденный стол. Какое дивное утро!

Роберт провел этот день — кстати, первое мая — у входа на Восточный некрополь, направляя толпы людей, преимущественно китайцев, к могиле Карла Маркса. Вечером он, выжатый как лимон, уселся за компьютер. Уставившись на экран, он хотел разобраться, чем именно не устраивает его третья глава. Тон изложения звучал диссонансом: это было завлекательное, если не легкомысленное повествование об эпидемиях брюшного тифа и холеры. Мыслимое ли дело? Непонятно, с какой стати у него вообще прорезался такой интерес к эпидемиям.

Он начал выделять красным наиболее существенные абзацы — и тут услышал настойчивый стук в дверь.

На площадке стояли помрачневшие сестры-близнецы.

— Поднимись к нам, — сказала Валентина.

— А что случилось?

— Хотим тебе кое-что показать.

Джулия шла вверх по лестнице позади Валентины и Роберта. Она еще на что-то надеялась и отдавала себе в этом отчет.