— Это совсем другое дело. Разве вы не знаете?
— Я новенькая, — объяснила Валентина.
— А-а. — Девочка пошла дальше, Валентина за ней. — Скажите, пожалуйста, вы американка? Откуда у вас такая кошечка? Тут ни у кого нет кошек, а при жизни у меня была кошечка Мейзи, но ее тут нет…
Валентина последовала за ней до диссентерского некрополя, где уже собралось множество призраков: они держались небольшими группами и мирно болтали. Здесь недавно произвели вырубку: участок был открыт небу, и только пни торчали между могилами. Призраки, взглянув на Валентину, отворачивались. Она подумала: может быть, нужно представиться? Девочка куда-то ушла. Теперь она возвращалась, ведя за собой грузного мужчину, одетого как для охоты на лис.
— Это мой папа, — представила его девочка.
— Весьма польщен, — обратился он к Валентине, — Не изволите ли к нам присоединиться?
Валентина колебалась; она боялась высоты.
— Да, — ответила она. — Я с удовольствием.
— К вашим услугам, — откликнулся мужчина.
Он поднял руку; жирная ворона спикировала прямо к ним и стала, каркая, расхаживать с важным видом. Валентина подумала:
Огромная стая ворон в один миг поднялась в воздух над Хайгейтским кладбищем, унося с собой призраков; их темные одежды и развевающиеся саваны хлопали на ветру не хуже крыльев. Они пронеслись над парком Уотерлоу, покружили над Хэмпстед-хит, но не стали задерживаться, чтобы поскорее достичь Темзы и лететь по ее течению на восток, мимо зданий парламента и Вестминстерского моста, мимо набережной Виктории, Лондонского моста, Тауэра, и дальше, и дальше. Валентина крепко держалась за свою ворону. Котенок мурлыкал у нее под ухом.
Потеряв из виду Валентину, Джулия еще немного постояла у стены, слушая птичий щебет. Потом она захлопнула зеленую дверь. Вернувшись в квартиру, сделала себе очередную чашку кофе. Она села на диванчик у окна и стала смотреть, как раскачиваются на ветру кладбищенские деревья, а среди зелени мелькают белые камни надгробий. Она слушала тишину дома, гул холодильника и щелчки, сопровождавшие смену цифр на старых радиочасах. «Точно: заведу собаку», — подумала Джулия. Она провела день за уборкой, а после ужина потрепалась по телефону с Тео. Довольная и одинокая, она улеглась в постель, и в эту ночь ей ничего не снилось.
Бывают же такие яркие дни: поля вокруг дома были изумрудно-зелеными, а небо Сассекса сверкало синевой, да так, что слепило глаза. Ближе к вечеру Элспет отправилась с ребенком на прогулку. У ребенка были колики, и, когда уже ничего не помогало, прогулки иногда его успокаивали. Аккуратно спеленатый, он мирно сопел, прижатый к ее груди. Элспет прошлась по длинной подъездной дороге, ведущей к их тесному домику. Уже стемнело, но луна была почти полной, так что она могла видеть свою тень, скользящую перед ней по гравию. Со всех сторон ее окружало жужжанье летних насекомых — приглушенный хор, накрывший поля звуковым покровом.
Не одну неделю она пристально наблюдала за Робертом. После переезда на них обрушилась долгая череда неудач. Роберт не мог привыкнуть к простору и тишине; он скучал по кладбищу и под любым надуманным предлогом отправлялся на поезде в Лондон. С Элспет он почти не разговаривал; можно было подумать, он свил вокруг себя невидимый кокон своего собственного Лондона, где и обитал без нее. Необъятная рукопись так и лежала нетронутой у него на столе. Потом родился ребенок, и Элспет погрузилась в пучину повседневности: сон стал труднодостижимой роскошью, а кормление грудью оказалось сложнее, чем ей помнилось. Ребенок плакал, она обливалась слезами, в конце концов Роберт вроде как проснулся и заметил ее присутствие. Казалось, его удивило появление ребенка, будто раньше он считал, что Элспет просто шутит насчет своей беременности. К изумлению Элспет, рождение ребенка совершило то, чего не смогла добиться она сама: Роберт вернулся к работе над диссертацией.
Месяцами напролет он сосредоточенно корпел над рукописью посреди неизбежного хаоса. Элспет ходила на цыпочках, боясь разрушить это чудо, но он уверил ее, что в этом нет никакой необходимости. Объяснил, что шум, как ни странно, ему даже полезен.
— Словно работа настоятельно требует своего завершения, — повторял он, и принтер каждую ночь со стрекотом выдавал новые порции безупречно распечатанных страниц.
В этот вечер ее почему-то охватило тревожное ожидание: мир приспосабливался к новому течению жизни. Что-то должно было произойти; рукопись близилась к завершению. Элспет с ребенком на руках шла сквозь сумерки среди сладко пахнущих полей и ликовала: «Я тут. Я жива». Она дотронулась до нежной детской макушки своими прохладными ладонями. На нее нахлынуло неизбывное раскаяние — перед глазами возник образ Валентины, скрючившейся на полу в спальне. От этого образа не было ни спасения, ни защиты. Элспет нечем было ответить и нечем защититься от этого образа. Он вспыхивал в ее сознании, а потом угасал. Не останавливаясь, она шла вперед.
Домишко напоминал выдолбленную тыкву, которая в Духов день светится оранжевыми прорезями. Повсюду горел свет. Элспет миновала сад и прошла через черный ход на кухню. Жужжанье насекомых почти умолкло. В доме было очень тихо.
— Роберт? — позвала она, стараясь говорить шепотом.
Она перешла в гостиную. Никого. На письменном столе Роберта лежала аккуратная стопка бумаги. «История Хайгейтского кладбища». Все папки и черновики были убраны. Это выглядело как заключительная точка. Элспет улыбнулась:
— Роберт?
Его не было дома. Той ночью он не вернулся. Шли дни, и она в конце концов поняла, что он не вернется больше никогда.
БЛАГОДАРНОСТИ
Я не смогла бы написать «Соразмерный образ твой»[126] без исключительного великодушия Джин Пейтман, председателя Общества друзей Хайгейтского кладбища. Я не только почерпнула от нее массу ценных сведений об этом кладбище, но и получила возможность поработать там экскурсоводом; она также стала мне близкой подругой и вдохновительницей.
Далее, я очень признательна сотрудникам Хайгейтского кладбища: это Хилари Дибл-Роджерс, Ричард Кверк, Саймон Мур-Мартин, Павел Ксытя, Анета Гомулницка, Виктор Герман и Нил Люкстон, которые познакомили меня с похоронными традициями и обрядами и отвечали на мои бесчисленные вопросы с безграничным терпением и чувством юмора.
Особенно я обязана доктору Тони Джелиффу и Джону Пейтману, чьи исследования и знания были особенно важны для этой книги.
Большое спасибо Кристине Нолан, Сьюзен Нортон, Алану Петерсу, Эдди Дейли, Трейси Шевалье, Стюарту Торберну, Яну Келли, Мэри Оупеншоу, Джастину Бикерстету, Грегу и Бекки Говард, Джину Эттингеру, Джуди Роберте, Роуэну Дэвису, Кену Картеру, Бобу Триммеру, Кристиану Джилсону, Стиву Ханафину, Мэтью Придэму, Саманте Перрин, Алексу Малеру, Джудит Юилл и всем бывшим и настоящим гидам и друзьям Хайгейтского кладбища, кто любезно позволил мне ходить за ними по пятам во время экскурсий и стоять у них над душой, пока они занимались бумажной работой. Для меня было большой честью работать вместе с ними.
Слова любви и признательности адресую Джозефу Ригалу за его отчаянную смелость, силу духа и
