Скучаю».
Генри высовывает голову из-за угла.
– Вот ты где. Я уж подумал, что потерял тебя.
Короткие волосы. Генри или постригся за последние полчаса, или я смотрю на своего любимого потерянного во времени человека. Я подпрыгиваю и бросаюсь к нему.
– Упс… эй, я
– Как же я скучала… – Теперь я
– Я был с тобой последние несколько недель без перерыва.
– Я знаю, но… ты – это все же не
Я прислоняюсь к стене, и Генри прижимается ко мне. Мы целуемся, и потом Генри начинает облизывать мое лицо, как кошка своего котенка. Я стараюсь мурлыкать и начинаю смеяться.
– Ты придурок. Ты пытаешься отвлечь меня от своего
– Какого поведения? Я не знал, что ты есть на свете. Я мучительно встречался с Ингрид. Я порвал с ней меньше чем за двадцать четыре часа до встречи с тобой. Я имею в виду – неверность ведь не обладает обратной силой, а?
– Она сказала…
– Кто сказал?
– Черная женщина. – Я передразниваю ее прическу.– Невысокая, большие глаза, косички…
– Боже. Это Селия Аттли. Она презирает меня. И влюблена в Ингрид.
– Она сказала, что ты собирался жениться на Ингрид. Что ты постоянно пьешь, трахаешь всех подряд и вообще плохой человек и что мне нужно бежать от тебя. Вот что она мне сказала.
Кажется, Генри не знает, смеяться ему или плакать.
– Ну, кое-что из этого правда. Я на самом деле трахал всех подряд, и много, и естественно, я был известен как алкаш-профессионал. Но мы не были
– Но тогда почему…
– Клэр, очень немного людей встречают свою любовь в возрасте шести лет. Поэтому ты должна понять. Ингрид была очень… терпеливой. Слишком терпеливой. Мирилась со странным поведением, в надежде, что когда-нибудь я приду в себя и женюсь на ее великомученической заднице. И когда кто-нибудь настолько терпелив, ты обязан чувствовать себя признательным, и потом ты хочешь причинить такому человеку зло. Ты понимаешь?
– Думаю, да. Нет, то есть для меня это невозможно, но я об этом не думаю.
– Как это мило, что ты ничего не понимаешь в запутанной природе большинства отношений, – вздыхает Генри. – Поверь мне. Когда мы встретились, я был разбит, уничтожен и проклят, и я потихоньку приходил в себя, потому что я видел, что ты – человек и я тоже стану таким. И я пытался делать это незаметно для тебя, потому что еще не выяснил, что притворяться без толку. Но для того, с кем ты общаешься в девяносто первом году, эта мысль еще далека, в девяносто шестом году я уже другой. Тебе нужно работать надо мной; один я не справлюсь.
– Да, но это трудно. Я не привыкла быть учителем.
– Ну, когда почувствуешь упадок сил, вспомни обо всех часах, которые я провел рядом с маленькой тобой. Математика и ботаника, правописание и история Америки. В смысле, ты можешь обругать меня по- французски, потому что я сидел и пытал тебя французскими глаголами.
– И то верно.
– Но ты делаешь меня счастливым. Трудно быть достойным такого счастья. – Генри играет с моими волосами, завязывает их в маленькие узелки. – Послушай, Клэр, я собираюсь вернуть тебя бедному
Я понимаю, что от радости видеть своего знакомого и будущего Генри я забыла о Генри настоящем, и мне становится стыдно. Я чувствую практически материнское желание утешить странного мальчика, который мужает у меня на глазах, который целует меня и оставляет с указанием вести себя хорошо. Поднимаясь по лестнице, я вижу, как Генри из моего будущего ныряет в бесноватую толпу танцующих, и я двигаюсь как во сне, чтобы найти Генри, который мой, здесь и сейчас.
КАНУН РОЖДЕСТВА,
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
КЛЭР: Сейчас 8:32 утра двадцать четвертого декабря, и мы с Генри направляемся в Медоуларк на Рождество. Восхитительный ясный день, в Чикаго снега нет, но в Саут-Хейвене лежит не меньше шести дюймов. Перед тем как поехать, Генри переложил все вещи в машине, проверил покрышки, заглянул под капот. Не думаю, что он понимал, что ищет. Моя машина – классная белая «хонда-сивик» 1990 года, и я ее обожаю, но Генри просто ненавидит ездить на машинах, особенно на маленьких. Он ужасный пассажир, все время, пока мы едем, держится за подлокотник и просит ехать помедленнее. Возможно, он бы меньше боялся, если бы сам сидел за рулем, но по очевидной причине водительских прав у Генри нет. В общем, мы едем по Индиана-Толл-роуд прекрасным зимним днем; я спокойна и жду не дождусь увидеться с семьей, а Генри психует. Утром он не бегал, что ситуацию не облегчает; я заметила, что Генри для счастья нужно невероятное количество физической деятельности. Это все равно что бегать вместе с борзой. В реальном времени Генри другой. Когда я росла, Генри приходил и уходил, и наши встречи были насыщенными, яркими и тревожными. Генри много о чем не хотел говорить мне, и большую часть времени не позволял к себе
