так же отличающийся от нынешних людей, как кроманьонец от своих неандертальских соседей. Я убежден, что я – просто неправильно собранный код, и наша неспособность иметь детей доказывает, что я не стану недостающим звеном. Мы цитируем Кьеркегора, Хайдеггера и петушимся. И вот, Клэр сомневается во мне.
–
– Ты хочешь сказать, что я – выдуманный персонаж?
Я наконец вижу свой ход: ладья на g3. Теперь Клэр может взять моего слона, но через несколько ходов потеряет ферзя. Она немного думает, понимает это и показывает мне язык. Язык у нее неприятного оранжевого оттенка от съеденных карамелек.
– Это заставляет меня задуматься насчет сказок. В смысле, если ты настоящий, то почему сказки не могут быть настоящими, а? – Клэр поднимается, продолжая смотреть на доску, и приплясывает на месте, как будто на ней штаны загорелись. – Кажется, земля становится жестче. У меня попу свело.
– Может, они и правда настоящие. Или какие-то небольшие вещи в них настоящие, а потом люди на них просто накручивают, а?
– То есть Белоснежка просто была в коме?
– И Спящая Красавица тоже.
– А Джек Бобовый Стебелек просто был потрясающим садовником.
– А Ной – старый чудак, у которого был плавучий дом и полно кошек.
– Ной из Библии,– вытаращив на меня глаза, говорит Клэр. – Он не из сказки.
– А. Да. Извини.
Я очень хочу есть. В любую минуту Нелли может подать сигнал к обеду, и Клэр придется идти домой. Она садится обратно за свою половину доски. Я вижу, ее интерес к игре потерян, потому что она начинает строить пирамиду из съеденных у меня фигурок.
– Ты так и не доказал, что настоящий, – говорит Клэр.
– И ты тоже.
– Ты сомневаешься в том, что я настоящая? – с удивлением спрашивает она.
– Может, ты мне снишься. Может, я тебе снюсь; может, мы существуем только во снах друг друга, и каждое утро, просыпаясь, мы все забываем.
Клэр хмурится и делает такое движение рукой, как будто хочет отмахнуться от странной идеи.
– Ущипни меня,– требует она.
Я наклоняюсь вперед и слегка щипаю ее за руку.
– Сильнее!
Я щипаю опять, достаточно сильно, так что появляется красное пятно, а потом сразу белеет и исчезает.
– Ты не думаешь, что я бы проснулась, если бы спала? В любом случае, я не думаю, что сплю.
– Ну а я не думаю, что я привидение. Или выдуманный персонаж.
– Откуда ты знаешь? То есть если бы я тебя придумала и не хотела бы, чтобы ты знал, что я тебя придумала, просто бы тебе не сказала, а?
– Может, Господь просто сделал нас, и Он не говорит нам, – удивленно произношу я.
– Нельзя так говорить, – восклицает Клэр. – И вообще, ты даже не веришь в Господа. Так?
Пожимаю плечами и меняю тему разговора:
– Я более реальный, чем Пол Маккартни.
Клэр выглядит взволнованной. Она начинает складывать фигурки обратно в коробку, аккуратно отделяя белые от черных:
– Много людей знают Пола Маккартни, а про тебя знаю только я.
– Но ты встречала меня лично, а его – нет.
– Мама была на концерте «Битлз». – Она закрывает крышку шахматной доски и вытягивается на земле, уставившись на шатер из зеленых листьев. – Это было восьмого августа тысяча девятьсот шестьдесят пятого года в Комайски-парке.
Я тычу пальцем ей в живот, она сворачивается, как еж, и хихикает. Немного пощекотав друг друга и покатавшись по земле, мы ложимся на спины, прижав руки к животу, и Клэр говорит:
– А твоя жена тоже путешествует во времени?
– Нет. Слава богу.
– Почему «слава богу»? Я думаю, это было бы здорово. Вы могли бы путешествовать вместе.
– Одного путешественника во времени в семье более чем достаточно. Это опасно, Клэр.
– Она беспокоится о тебе?
– Да,– тихо отвечаю я,– беспокоится. Интересно, что сейчас делает Клэр, в 1999 году.
Может, еще спит. Может, не знает, что я исчез.
