Специально.

– Генри. Ты не возражаешь, если я какое-то время одна поищу дом?

– Думаю, нет.– Он выглядит немного обиженным.– Если тебе этого действительно хочется.

– Ну, в результате ведь мы все равно там окажемся, так? В смысле, изменить ничего нельзя.

– Это точно. Да, не обращай на меня внимания. Но постарайся больше не влюбляться в адские местечки, ладно?

Наконец где-то через полтора месяца я нахожу этот дом. Он на Эйнсли, в Линкольн-сквер, бунгало из красного кирпича 1926 года постройки. Кэрол открывает коробку с ключом и вставляет ключ в замок, и когда дверь открывается, меня охватывает невыразимое чувство, что это он… Я иду сразу к задней стене, выглядываю во двор, и вот она – моя будущая мастерская – и виноград. Я поворачиваюсь к Кэрол, которая вопросительно смотрит на меня, и говорю:

– Мы его берем.

Сказать, что она удивлена, это не то слово.

– Вы не хотите посмотреть остальные помещения? Или с мужем посоветоваться?

– О, он его уже видел. Но да, конечно, давайте осмотрим весь дом.

ГЕНРИ: Сегодня день переезда. Весь день была жара; рубашки у грузчиков прилипли к спинам, когда они утром шли вверх по лестнице на наш второй этаж, улыбаясь, потому что думали, что двухкомнатная квартира не займет много времени и к обеду они уже закончат. Улыбки слетели, когда они увидели нашу жилую комнату, тяжеленную викторианскую мебель Клэр и семьдесят восемь коробок с моими книгами. Сейчас уже темно, и мы с Клэр бродим по дому, дотрагиваемся до стен, проводим пальцами по вишневым подоконникам. Босые ноги шлепают по деревянным полам. Пускаем воду в ванну на подпорках в виде лап, включаем и выключаем конфорки на огромной плите «Юниверсал». Занавесок нет; мы выключаем лампу, и через мутные окна на пустой камин льется свет фонарей. Клэр ходит из комнаты в комнату, лаская свой дом, наш дом. Я иду следом, смотрю, как она открывает кладовки, окна, шкафчики. Встает на цыпочки в столовой, дотрагивается кончиками пальцев до узорчатого стекла шкафчика. Затем снимает рубашку. Я провожу языком по ее груди. Дом окружает нас, смотрит на нас, разглядывает, как мы в первый раз занимаемся в нем любовью, в первый раз из многих, и после этого, когда мы лежим на голом полу в окружении коробок, я чувствую, что мы нашли свой дом.

КЛЭР: Воскресенье, жаркий липкий влажный день. Генри, Гомес и я болтаемся в Эванстоне. Мы провели утро на Лайтхауз-Бич, резвились в озере Мичиган и поджаривались на солнце. Гомес захотел закопаться в песок, и мы с Генри помогли ему. Съели бутерброды и подремали. И сейчас идем по теневой стороне Черч- стрит, лижем мороженое, одурманенные солнцем.

– Клэр, у тебя в волосах полно песка, – говорит Генри.

Я останавливаюсь, наклоняюсь и бью по волосам рукой, как будто выбиваю ковер. Такое ощущение, будто я притащила сюда весь песок с пляжа.

– У меня в ушах тоже полно песка. И в других местах, – говорит Гомес.

– Я бы с радостью врезала тебе по башке, но остальное придется проделать самому,– отвечаю я.

Поднимается небольшой бриз, и мы ловим его с радостью. Я закручиваю волосы в шишку и сразу чувствую себя лучше.

– Что будем дальше делать? – спрашивает Гомес. Мы с Генри переглядываемся.

– «Книжная аллея»,– хором говорим мы.

– О боже, – стонет Гомес. – Только не книжный магазин. Боже, Матерь Божья, сжалься над своим жалким слугой…

– Значит, «Книжная аллея»,– радостно констатирует Генри.

– Только пообещайте, что мы не будем там дольше, ну, скажем, трех часов…

– Думаю, в пять они закрываются, – отвечаю я. – А уже половина третьего.

– Иди пока пива купи, – говорит Генри.

– Я думал, в Эванстоне сухой закон.

– Нет, кажется, его отменили. Если сможешь доказать, что ты не член молодежной христианской организации, пиво тебе продадут.

– Я пойду с вами. Один за всех и все за одного. Мы сворачиваем на Шерман, идем мимо бывшего «Маршалла Филда», сейчас здесь лавка по доставке пиццы, мимо бывшего «Уорсити-театра», а сейчас тут «Гэп». Сворачиваем на аллею, в которой располагаются цветочный магазин и починка обуви, и вот наконец Книжная аллея. Я толкаю дверь, и мы проходим в тусклый прохладный магазин, как будто вторгаемся в прошлое.

Роджер сидит за своим маленьким грязным столом, болтая с седым джентльменом насчет, кажется, камерной музыки. Он улыбается, увидев нас.

– Клэр, у меня есть кое-что, что вам понравится,– говорит он.

Генри устремляется в другую сторону магазина, где лежат печатные издания и всякая библиографическая мура. Гомес бродит рядом, рассматривая необычные предметы, рассованные по разным секциям: седло в отделе «Вестерны», охотничью шляпу в «Детективах». Берет круглый леденец из огромной тарелки в детском отделе, не понимая, что они там пролежали долгие годы и о них можно пораниться. Книга, которую дает мне Роджер, это голландский каталог декоративной бумаги, причем с приклеенными образцами. Я сразу же понимаю, что это редкая находка, поэтому кладу каталог ему на столик и принимаюсь за стопку интересующих меня книг. Затем задумчиво разглядываю полки, вдыхая глубокий пыльный аромат книг, клея, старых ковров и дерева. Я вижу, что Генри сидит на полу в отделе искусства, у него на коленях открытая книга. Он красный от загара, волосы торчат в разные стороны. Я рада, что он постригся. Так он кажется мне гораздо более самим собой, с короткой стрижкой. Я смотрю, как он задумчиво берет прядь и