рыться в шкафу в поисках соуса. — На мой счет не переживай.
Эмма раздраженно вздохнула:
— Если не хочешь, чтобы я шла на встречу, так и скажи.
— Мы не сиамские близнецы, Эм. Иди, если хочешь. Развлекайся. — Бутылка с чахоточным хрипом выплюнула остатки соуса. — Только не спи с ним, ладно?
— Это маловероятно, тебе не кажется?
— Если верить твоим словам, да.
— Он встречается со Сьюки Медоуз.
— А если бы не встречался?
— Если бы не встречался, ничего бы не изменилось, потому что я люблю тебя.
И все же Иэну этого было мало. Он молчал, и Эмма вздохнула, прошла через кухню и обняла его за талию, почувствовав, как он тут же втянул живот. Прижавшись к его спине лицом, она вдохнула знакомый теплый запах его тела, поцеловала ткань майки, пробормотала: «Хватит глупостей», — и они постояли так немного, пока не стало ясно, что Иэн не прочь начать завтрак.
— Ладно. Пойду проверять контрольные, — сказала она и ушла.
Ее ждали двадцать восемь сочинений по книге «Убить пересмешника» [24], одно тупее другого.
— Эм, — произнес он, когда она была уже у двери. — Какие у тебя планы на после обеда? Часиков на пять?
— Уже должна буду закончить. А что?
Он оперся на кухонный шкафчик, держа в руке тарелку:
— Да я вот подумал, не поваляться ли нам в кроватке, пошалить после обеда, как говорится.
Я люблю его, подумала она… просто я в него не влюблена. Нет, я его и не люблю. Пыталась, пыжилась, чтобы полюбить, но все напрасно. Я строю совместную жизнь с человеком, которого не люблю, и не знаю, как теперь выпутаться.
— Возможно, — кивнула она. — Может быть. — Сложив губы, она послала ему воздушный поцелуй, улыбнулась и закрыла дверь.
Каждое утро теперь было «утром после вчерашнего».
С колотящимся сердцем, промокнув от пота, Декстер проснулся немногим позже полудня от того, что за окном орал какой-то мужик, но мужик оказался солистом
Каждую субботу после эфира «Ночной вечеринки» он проводил одинаково: спертый воздух, закрытые жалюзи, чтобы солнце не светило в глаза. Будь его мать жива, она поднималась бы сейчас по лестнице, громким голосом призывая его проснуться и наконец чем-нибудь занятья. Вместо этого он сидел во вчерашних трусах на черном кожаном диване с сигаретой во рту и джойстиком Playstation в руках, играя в «стрелялку» и стараясь не двигать головой.
Часам к трем началась «депрессия выходного дня», и он решил попрактиковаться в диджействе. Как и полагается начинающему диджею, у Декстера была целая коллекция дисков и коллекционного винила, хранящихся в стойках из сосны, сделанных на заказ, две «вертушки» и микрофон. Его часто можно было увидеть в музыкальных магазинчиках в Сохо в огромных наушниках, похожих на половинки кокоса. По- прежнему в трусах, он нехотя принялся делать миксы на новом оборудовании, готовясь к следующей вечеринке с друзьями. Но даже это занятие не приносило радости, и вскоре он его оставил. «Винил в сто раз круче дисков», — проговорил он и лишь после этого понял, что говорит с пустой комнатой.
Снова погрузившись в меланхолию, он вздохнул и подошел к огромному холодильнику, заполненному доверху дорогим сидром модной новой марки. Помимо телешоу (которое окрестили «верхом безвкусия», что, по-видимому, было хорошо), недавно он взялся за рекламу. Его называли всеядным, что, по-видимому, тоже было хорошо; он представлял собой новую породу британских мужчин — стильных, с деньгами, не стесняющихся своего мужского обаяния и сексуальности; мужчин, которые любили машины, большие титановые часы и примочки из хромированной стали. Он уже озвучил рекламу элитного сидра, рассчитанного на молодых людей, которые носят дизайнерские шмотки, и новой мужской бритвы, напоминающей инопланетный объект из фантастического фильма, с множеством лезвий и смазочной пластиной, оставляющей склизкий след на подбородке, точно кто-то его обсопливил.
Он даже попробовал себя в качестве модели — это была его давняя мечта, которую он не осмеливался высказать вслух. Теперь, когда она сбылась, он лишь отмахивался и говорил, что «все это смеха ради». В этом месяце он снялся для разворота модной рубрики мужского журнала. «Гангстерский шик» — такой была тема съемки: на девяти страницах Декстер пожевывал сигары или лежал в пробитом пулями приталенном двубортном костюме на капоте «ягуара», раскинув руки. Экземпляры журнала как бы случайно были разбросаны по его квартире, чтобы гости как бы случайно на них наткнулись. Один журнал лежал даже в туалете, и иногда, сидя на унитазе, Декстер разглядывал свое изображение — неподвижное, но в приталенном двубортном костюме.
Быть ведущим тупой телепрограммы поначалу было неплохо, но рано или поздно тупость надоест кому угодно. Он понимал, что в недалеком будущем ему придется сделать что-то действительно стоящее, а не «настолько тупое, что даже смешно», и в попытке зарекомендовать себя основал собственную продюсерскую компанию, «Мэйхем ТВ». В данный момент компания существовала лишь в виде логотипа на дорогой именной бумаге, но Декстер был уверен, что в скором времени все изменится. У него не было выбора, ведь даже Аарон, его агент, сказал: «Ты отличный ведущий молодежных телепрограмм, Декси, — проблема в том, что сам ты уже не молодежь». А что еще он умеет делать, если придется уйти? Может, стать актером? Среди его знакомых — и коллег, и друзей — было много актеров; кое с кем из них он даже играл в покер, и ему казалось, что если уж они могут играть, то он…
Да, и в профессиональной, и в личной жизни последние два года были полны новых возможностей, потрясающих новых знакомств, канапе и премьер, полетов на вертолетах и болтовни про футбол. Конечно, не все было гладко: порой его настигало чувство тревоги, парализующий страх, а пару раз стошнило на людях. Когда он заходил в бар или в клуб, один его вид почему-то заставлял парней выкрикивать оскорбления или даже бросаться на него с кулаками, а недавно на концерте
Ради успеха пришлось поступиться еще кое-чем. Он был вынужден, хоть и с сожалением, перестать общаться со старыми друзьями по университету, потому что, «в конце концов, нынче не 1988 год». Кэллум, его бывший сосед по квартире, с которым они хотели открыть бизнес, сначала упорно оставлял на его автоответчике шутливые сообщения, но Декстер надеялся, что и до него скоро дойдет. А что он должен делать — жить со своими друзьями в одном большом доме до конца жизни? Нет, друзья как шмотки: пока носятся, все нормально, но рано или поздно снашиваются или из них вырастаешь. Нельзя же, в самом деле, считать, что старые друзья на всю жизнь, — да и как тогда заводить новых? Руководствуясь такой логикой, Декстер взял за правило прекращать отношения с одним старым приятелем, если обзавелся тремя новыми. И вот, вместо старых друзей, про которых он забыл, у него появилось тридцать, сорок, пятьдесят более успешных и красивых знакомых. Их было так много, что они брали количеством, хотя, по правде говоря, он был не уверен, что все они ему действительно нравятся. Он заработал себе репутацию своими коктейлями, безграничной щедростью, диджейскими «вертушками» и вечеринками после шоу, но нередко, проснувшись утром в прокуренной, разгромленной квартире, обнаруживал, что его бумажник украли.
Но ничего. Есть ли более прекрасное время, чтобы быть молодым, быть знаменитым, быть британцем? Жизнь в Лондоне била ключом, и ему казалось, что отчасти в этом его заслуга. Он делал деньги, у него были модем и проигрыватель для мини-дисков, подружка-звезда и целая коллекция запонок, холодильник, набитый дорогим сидром, и ванная, набитая бритвами со множеством лезвий. И хотя он ненавидел сидр, а от лезвий у него началось раздражение, ему все равно нравилось так жить — с опущенными жалюзи в середине дня, в середине года, в середине десятилетия, почти в самом центре самого безумного города на Земле.
