сестрой, но… ты понимаешь, о чем я. Я немного выпила. Давай сменим тему. Нам надо еще кое-что обсудить.

— Что?

— О… слишком поздно. — Они подошли к отелю: три звезды, элегантный, но не крикливо-шикарный. Сквозь дымчатое стекло Декстер увидел отца — тот сидел в кресле, сгорбившись, согнув одну длинную тонкую ногу, и, скомкав в руке носок, изучал свою подошву.

— О нет, он любуется своими мозолями в холле отеля! Немного английской глубинки на Виа дель Корсо. Очаровательно, просто очаровательно. — Элизабет обратила к сыну лицо. — Пообедаешь со мной завтра, пока твой отец будет сидеть в темной комнате и ковырять мозоли? Пойдем куда-нибудь вместе, только ты и я, в какое-нибудь уличное кафе на маленькой площади. С белыми скатертями. В какое-нибудь шикарное место — я угощаю. Можешь принести свои фотографии красивых ракушек.

— Хорошо, — произнес он обиженно. Его мать улыбалась, но лоб ее был нахмурен, и она как-то слишком сильно сжимала его руку. Вдруг он почувствовал тревожный звоночек и спросил: — А почему вдвоем?

— Потому что я хочу поговорить со своим прекрасным сыном, а сегодня, кажется, слишком пьяна.

— Что-то случилось? Скажи мне сейчас!

— Ничего, ничего…

— Ты с отцом разводишься?

Она тихо рассмеялась:

— Не говори глупости, нет, конечно. — Отец увидел их, встал и начал жать на кнопку открытия дверей. — Разве я могу бросить мужчину, который заправляет рубашку в трусы?

— Так в чем тогда дело?

— Ни в чем, дорогой, ни в чем. — Стоя на улице, она улыбнулась, желая его успокоить, подняла руку и, потрепав короткие волосы на его затылке, пригнула его голову так, чтобы он своим лбом коснулся ее лба. — Ни о чем не волнуйся. Завтра. Завтра как следует поговорим.

— Пожалуйста, внимание! Вы можете послушать? Немного внимания, если не трудно! Послушайте меня, пожалуйста! Не швыряйтесь, слушайте! Прошу! ВНИМАНИЕ! Спасибо.

Скотт Маккензи сел на барный табурет и окинул взглядом свою команду. Восемь человек, всем меньше двадцати пяти; все одеты в белые джинсы и корпоративные бейсболки, и все мечтают оказаться где угодно, лишь бы не здесь, лишь бы не работать в воскресную обеденную смену в «Локо Кальенте», техасско-мексиканском ресторане на Кентиш-таун-роуд, где и еда, и атмосфера горячее некуда.

— Итак, прежде чем мы откроем двери для гостей, пожелавших пообедать, я бы хотел еще раз повторить список сегодняшних блюд дня. На первое, как в прошлый раз, суп-пюре из сладкой кукурузы, а основное блюдо — вкуснейшее и сочное буррито с рыбой!

Скотт издал громкое «у-уфф» и подождал, пока сотрудники перестанут стонать и делать вид, что их тошнит. Скотт был маленьким и бледным человечком с розовыми глазками и дипломом Лафборо[8] в области делового администрирования, когда-то мечтавшим стать процветающим промышленником. В своих мечтах он играл в гольф в конференц-центрах и поднимался по трапу частного самолета. В реальности он не далее как сегодня утром вытащил из трубы под раковиной кусок желтого свиного жира размером с человеческую голову. Голыми руками. Он все еще чувствовал жир между пальцами. Ему было тридцать девять лет, и судьба его должна была сложиться совсем иначе.

— По сути, это то же буррито с говядиной, свининой или курицей, но, цитирую, с аппетитнейшими сочными кусочками трески и лосося. Как знать, если повезет, может, даже пара креветок попадется…

— Это просто кошмар какой-то, — со смехом произнес Пэдди из-за стойки бара, где он сидел и нарезал лаймы на ломтики, чтобы затем украсить ими горлышки пивных бутылок.

— Привнесем легкий североатлантический колорит в латиноамериканскую кухню! — сказала Эмма Морли, примеряя фартук официантки. За спиной Скотта она заметила новичка — крупного, коренастого парня со светлыми курчавыми волосами на большой голове цилиндрической формы. Значит, новенький. Другие сотрудники смотрели на него настороженно, изучая его так, словно он был новоприбывшим в Белом доме.

— А теперь хорошая новость, — продолжил Скотт. — Хочу представить Иэна Уайтхеда, нового члена нашей дружной команды высококвалифицированных профессионалов!

Иэн задрал козырек форменной бейсболки так, что тот оказался почти у него на затылке, и, подняв руку, поприветствовал присутствующих поднятым кверху большим пальцем.

— Йоу, ребята! — изрек он. Акцент у него был вроде бы американский.

— Йоу, ребята! И где только Скотт их находит, — хохотнул Пэдди из-за стойки бара, достаточно громко, чтобы новичок услышал.

Скотт так крепко хлопнул Иэна по плечу, что тот испугался.

— Итак, вручаю тебя Эмме, которая работает у нас дольше всех!

Услышав это, Эмма поморщилась, затем виновато улыбнулась новичку, и тот улыбнулся в ответ, крепко сжав губы, что делало его похожим на Стэна Лорела[9].

— Она покажет тебе что к чему, — добавил Скотт. — На этом всё. Не забудьте! Буррито с рыбой! А теперь — музыка!

Пэдди нажал клавишу на панели забрызганного жиром магнитофона, стоявшего на стойке бара, дав начало сорокапятиминутному сборнику латиноамериканской музыки, который давно уже сидел у всех работников ресторана в печенках. Первой шла, как и следовало ожидать, «Кукарача» — песня о таракане, которую им предстояло услышать двенадцать раз за восьмичасовую смену. Эмма опустила голову, разглядывая бейсболку в своих руках. Логотип заведения — мультипликационный ослик — выпучил на нее свои глаза из-под сомбреро. Вид у ослика был такой, словно он выпил или, скорее даже, сошел с ума. Эмма нахлобучила бейсболку и медленно соскользнула с барного табурета, словно ступая в ледяную воду. Улыбаясь и смущенно засунув пальцы в карманы белоснежных джинсов, ее ждал новенький, и, глядя на него, Эмма в который раз подумала: «Куда же катится моя жизнь?»

Эмма, Эмма, Эмма. Как ты там, Эмма? Что делаешь в эту секунду? В Бомбее мы на шесть часов вперед, поэтому, наверное, ты еще лежишь в кровати, испытывая похмелье, как обычно в воскресенье утром. Если так, то просыпайся! Это Декстер!

Я пишу это письмо из дешевой ночлежки в центре Бомбея. На здешние матрасы страшно взглянуть, а еще здесь полно бешеных австралийских бэкпекеров [10]. В путеводителе написано, что это отель с «особой атмосферой» (читай: мышами), но в моей комнате, кроме матраса, есть еще маленький пластиковый столик у окна, а на улице настоящий потоп, льет сильнее, чем в Эдинбурге. Дождь барабанит по крыше так громко, Эм, что я едва слышу кассету, которую ты мне записала и которая, кстати, мне очень нравится, если не считать тех женских рок-групп — в конце концов, я все-таки не девчонка! Пытаюсь я читать и книги, которые ты прислала мне на Пасху, хотя должен признать, «Говардс-Энд»[11] идет тяжело, как будто кто-то двести страниц пьет одну чашку чая. Я все жду, когда кто-нибудь из героев выхватит нож или инопланетяне захватят землю, — но ничего такого не будет, верно? Когда ты решишь прекратить попытки сделать меня более начитанным? Надеюсь, никогда.

Кстати, ты уже догадалась по нехарактерному для меня многословию и количеству восклицательных знаков, что я пишу эти строки пьяным? Пиво за обедом. Видишь, чернила размазались