опасности, ибо он перестанет существовать при взаимном уничтожении обоих ядерных китов. Нужно искать пути вначале к взаимопониманию, затем – к сосуществованию.
Атака исламских пилотов-самоубийц на Нью-Йорк и Вашингтон лишний раз напомнила нам, что сотрудничество между США и Россией неизбежно. Только сообща мы сможем одолеть исламский террор, принявший международный характер. Сегодня он угрожает миру не меньше, чем коммунистическая экспансия, развернувшаяся после 1917 года и бесславно завершившаяся после распада СССР. Исламские посягательства на мировое господство будут, пожалуй, пострашней. Ведь за ними стоят немыслимые средства – нефтедоллары и массовый фанатизм. Мало этого. Вспомним, что о «руке Москвы» на Западе кричали десятилетиями, никого не боясь и ничего не стесняясь. А вот о «руке» арабских шейхов кричать побаиваются. Слишком сложно переплелись деловые интересы Запада и Востока. Только чудовищный террористический акт 11 сентября 2001 года заставил Запад вздрогнуть и задуматься. И то не сразу. Лишь в августе 2002 года одна из самих влиятельных американских газет, «Вашингтон пост», опубликовала выдержки из адресованного Пентагону доклада, в котором Саудовская Аравия была названа «врагом США» и «спонсором терроризма». Доклад был подготовлен ведущей в США аналитической корпорацией «Рэнд». В нем предлагалось даже «нанести удар» по финансовым и нефтяным ресурсам Саудовской Аравии. Стоит вспомнить, что большинство напавших на Нью-Йорк и Вашингтон террористов были гражданами именно этой страны.
В конце 40-х годов прошлого века, вскоре после демобилизации, я начал свой путь журналиста и, разумеется, не мог предполагать, что он в скором времени выведет меня на самый главный международный политический рубеж – на советско-американские отношения. Сам к этому не стремился, даже не думал об этом, но потом ни разу не пожалел о таком повороте судьбы.
Во время Великой Отечественной войны появились разные неведомые у нас раньше организации, так называемые общественные объединения: Женский комитет, Славянский комитет, Молодежный, Еврейский... Все они в своем полном названии имели четкое определение: Антифашистский комитет, ведь война велась с немецким фашизмом. По сути же своей они были, разумеется, не общественными, а государственными организациями, на казенном бюджете. Я начал свою профессиональную карьеру в отделе печати Антифашистского комитета советской молодежи (АКСМ); позднее, уже в 50-е годы, он стал называться иначе: Комитет молодежных организаций СССР. По сути его можно было бы назвать молодежным филиалом широко известного Всесоюзного общества дружбы с зарубежными странами. Я стал в АКСМ редактором в отделе печати, организовывал, редактировал и сам писал статьи и очерки для нашей и зарубежной молодежной прессы. До этого я в течение года был внештатным автором при этом отделе, много писал на разные темы, то есть начинал, как и положено, с того, что был репортером.
Так я проработал год, два, три... Стал так называемым журналистом- международником, но ни в какие заграницы не выезжал, хотя постоянно, как тогда говорили, общался (официально!) с иностранцами в силу специфики своей работы. В то время так называемых «выездных» (то есть допущенных к выездам за границу по роду работы) было гораздо меньше, чем рыжих, и не знаю, как сложилась бы дальше моя жизнь, если бы страну не потрясли два события подряд: смерть Сталина в 1953 году и XX съезд партии в 1956 году, на котором Хрущев начал разоблачение сталинских преступлений, что затем привело к «оттепели» 60-х годов и к событиям 80-х годов, названных «перестройкой».
«Железный занавес», наглухо отгородивший нашу страну от всего мира, начал давать трещины, появились возможности проникать через него. Одной из первых таких возможностей я и воспользовался: поехал в специализированную журналистскую поездку в Италию, причем она считалась туристической, за свой счет (тогда это стоило сравнительно недорого). Это случилось вскоре после XX съезда партии, в 1956 году. Так я стал «выездным».
Впечатлений от той поездки хватило на несколько очерков, потом из них даже сложилась небольшая книжечка. Меня стали посылать в журналистские командировки за границу. Работа в АКСМ, а затем в молодежной прессе позволила мне познакомиться с руководителями тогдашнего комсомола Н. Михайловым, А. Шелепиным, В. Семичастным. Первый был типичнейшим монстром сталинской эпохи, а Шелепин с Семичастным были уже людьми совсем иного склада.
Вскоре после публикации моих итальянских очерков меня пригласил к себе Шелепин, он был тогда первым секретарем ЦК комсомола, сменив на этом, очень заметном в то время, посту Михайлова. Он и сидел в том же кабинете, который раньше занимал Михайлов и в котором мне приходилось не раз бывать по разным журналистским делам. Шелепин предложил мне поехать на месяц в Китай с группой молодых зарубежных журналистов из нескольких стран, мне предстояло быть в этой группе единственным от стран так называемого социалистического лагеря. Признаюсь, что меня это обстоятельство только порадовало.
Сталин отошел в мир иной только три года назад, а атмосфера в кабинете первого секретаря ЦК комсомола и во всем строгом здании ЦК была уже совсем другой, чем раньше. Начать с того, что в приемной у Шелепина сидела молодая красотка, что при Михайлове и присниться не могло. Новые ветры, залетевшие и в этот казенный дом, поселились в нем надолго. Когда я пришел к Шелепину, у него в кабинете был еще второй секретарь ЦК комсомола В. Семичастный; оба с большим аппетитом жевали бутерброды и запивали их чаем. Вели себя очень раскованно, как закадычные друзья, какими они на самом деле и были, что лишний раз подтвердила затем их последующая карьера, то есть общий взлет и падение. В отличие от привычного казенного облика тогдашних политических лидеров они выглядели вполне нормальными людьми. Кстати, Шелепин закончил в Москве известный в то время Институт философии и литературы. Состоявшаяся у меня с ними беседа тоже разительно отличалась от порядков, царивших раньше в таких кабинетах. Говорили запросто, по-человечески, не на ужасном партийно-бюрократическом жаргоне, подшучивали друг над другом. Я высказал опасение, что в такой кампании мне в Китае будет нелегко с моим английским языком. Шелепин удивился: «Как же так?! Вы же с отличием закончили факультет журналистики МГУ и плохо знаете английский?» Я попытался объяснить ему, что при нашей системе изучения иностранных языков чужой язык можно выучить только в языковом вузе. Шелепин продолжал удивляться: «Но я же знаю, что в университете язык учат три года. И за это время его нельзя выучить? За три года?!..» По-моему, это был типичный пример: чем выше руководитель по своему положению, тем он у нас больше оторван от жизни.
Наши рассуждения о проблеме изучения иностранных языков Шелепин закончил примерно так: «У вас до поездки больше месяца, вот и подгоните за это время свой английский!» Я последовал его совету. И мне сильно повезло. Я встретился в поисках хорошего преподавателя с Ириной Константиновной Соколовой, пожилой уже женщиной, дочерью известного до революции московского предпринимателя. Она казалась «старой барыней на вате», но это было только внешнее впечатление – из-за ее дореволюционного воспитания с гувернантками и иностранными домашними учителями. Добрая и наивная женщина, которой, разумеется, не очень повезло в Москве советской, она оказалась, с моей точки зрения, блестящим преподавателем. Знала в совершенстве три языка: английский, французский и немецкий. Была прекрасно образованной. Но дело не только в этом. Дело в ее методе преподавания, то есть в отсутствии такового.
Когда я пришел к ней домой на урок, то застал там врача и медсестру «скорой помощи». Потом выяснил, в чем было дело. Ее сын находился тогда в трудном переходном возрасте, из отрока он медленно, но верно превращался в мужчину, причем не очень путевого. Этот процесс осложнял жизнь Ирины Константиновны настолько, что иногда приходилось вызывать «скорую помощь», которая приводила ее в чувство. Когда я пришел к ней, медики уже покидали ее квартиру, и я тоже собрался последовать за ними. Но пришедшая в себя хозяйка дома весьма решительно приказала мне остаться и тут же на своем прекрасном английском, еще не осушив слезы, начала мне рассказывать о своем сыне, «скорой помощи» и прочих проблемах. А я должен был ее слушать, вникать, комментировать ситуацию в ее доме. Так прошел наш первый «урок».
На следующем уроке она вручила мне роман Хемингуэя «По ком звонит колокол» (тогда он был у нас под запретом, поскольку в нем немного приоткрывалась правда о гражданской войне в Испании во второй половине 30-х годов). Ирина Константиновна велела мне его читать и на каждом уроке рассказывать ей о прочитанном, но при этом не пересказывать содержание, а сообщать ей свое мнение об очередном отрывке, о событиях, какие там описаны. Еще она требовала от меня, чтобы я рассказывал ей на каждом нашем занятии о том, что происходит в мире и что я об этом думаю. Наши газеты она не читала, не верила им, как и «последним известиям» по радио. Вот так наши уроки и проходили, к тому же начатая на первом из них семейная тема тоже активно обсуждалась, поскольку обсуждать было что...
Любопытно, что у нее было еще несколько учеников – высокопоставленных партийных и государственных чиновников. В связи с новыми веяниями нашей жизни и им пришлось срочно взяться за иностранные языки. С каким юмором она рассказывала мне об этих необразованных и невоспитанных столпах нашего общества!..
В течение месяца я прошел такой своеобразный курс разговорного английского языка и уехал в Китай. Вернувшись
