Большие потери от «миллиардера» понесли магазины фирмы «Трейден» на Невском проспекте.
В заключение рассказа нельзя не отметить ловкость и хитрость Джонa Моргана, который сумел превратить честного переводчика Брувера в своего помощника по афере. Все было так подстроено, что аферисту ничего не нужно было врать о себе ювелирам — за него все это выполнил Брувер, невольно став чуть ли не основным виновником происшедшего.
Самозваный барон
В «Петербургской газете» от 1 июня 1910 года обращала на себя внимание фотография сидящего за рулем автомобиля мужчины с мужественным и симпатичным лицом, одетым в модный по тем временам френч. Весь облик автомобилиста свидетельствовал о его иностранном происхождении и высоком общественном положении. Диссонансом к этому портрету была выполненная под ним крупными буквами надпись: «Лжебарон де Мартиньи».
Любопытно, что одновременно с «Петербургской газетой» этому «иностранцу», орудовавшему в столице, посвятили пространные статьи другие петербургские газеты. Тайные аферные деяния лжебарона были раскрыты во многом благодаря дотошности журналистов.
Еще в 1909 году в связи с развертыванием строительства трамвайной сети в Петербурге столичная городская управа вошла в контакт с представителем так называемого «Международного синдиката моторных сообщений». Вслед за управой комиссия по созданию трамвайной сети в городе без какого-либо разрешения и даже согласования с Думой выдала официальную бумагу некоему барону де Мартиньи на право поставки двух бензомоторов в качестве трамвайных двигателей для проведения опытов на одной из коночных линий.
Однако уже весной 1910 года выяснилось, что в действительности никакого барона де Мартиньи не существует, а по паспорту представитель синдиката являлся подданным Великобритании Монтегю Альфредовичем Уардом. Более того, даже под этой фамилией никто не числился в британском консульстве в Петербурге. И наконец, сообщаемый им адрес жительства был ложным, жил он не в гостинице «Франция», как он всех заверял, а в скромной квартире одной домашней учительницы в доме № 27 на набережной Екатерининского канала. По этому поводу «Петербургская газета» язвительно отмечала: «Подкатит к управе жулик на автомобиле, прикинется иностранцем, оставит адрес на центральную гостиницу, назовет лично изобретенное им общество в Лондоне или Нью-Йорке, и зародыш миллионной концессии готов».
Карикатура на концессию «барона». «Петербургская газета» от 9 сентября 1910 г.
В статье с сарказмом говорилось, что городская Дума даже не побеспокоилась справиться о том, проживает ли в Петербурге означенный барон. Нет, она предпочла прямо дать ему разрешение на поставку моторов. Таким образом, выданная управой официальная бумага помогла жулику-«барону» обосноваться в столице и проводить различные аферы.
В результате проведенных расследований выяснилось, что Монтегю Альфредович Уард поселился в Петербурге примерно полгода назад. Под этим именем он и был прописан. Дабы укрепить присвоенный им самим титул барона де Мартиньи, он подговорил прислугу гостиниц «Европейская» и «Франция», где он проводил встречи с нужными ему людьми, так его всегда величать. Так же он поступил при прописке в квартире учительницы.
Петербуржцы, которые входили в деловой контакт с иностранцем и которым аферист умело «втирал очки», были уверены, что он проживал в гостинице «Франция», где он их принимал. Да и трудно было не поверить респектабельному господину, который с апломбом называл себя сыном английского военного агента, аккредитованного при царском правительстве.
Себя «барон» выдавал за одного из крупнейших пайщиков синдиката лондонских трамваев и богатейшего землевладельца Англии.
Приятной наружности, с вкрадчивым голосом, с моноклем в глазу и псевдоамериканским акцентом, он производил на всех впечатление приятного и делового человека.
Проделки Уарда начали обнаруживаться в связи с запросами некоторых лиц в британском консульстве о его персоне, где им отвечали кратко и совершенно определенно: «Мы барона де Мартиньи не знаем». И все же на все вопросы по этому поводу аферист совершенно спокойно отвечал, что в эпоху завоевания Канады его дальняя родственница по женской линии была баронессой де Мартиньи. Поэтому, заявлял он твердым голосом, все сомнения в праве на баронский титул — безосновательны.
Однако совершенно иного мнения на этот счет было британское консульство, обеспокоенное массой заявлений о проделках афериста. Оно обратилось к последнему с предложением прибыть в консульство для объяснений, но он, естественно, под разными предлогами уклонялся от встреч.
Оказалось, что разрешение управы, выданное «барону де Мартиньи» на поставку бензомоторов, и выписка из протокола «Международного синдиката моторных сообщений» открыли аферисту двери многих салонов. Однако, не удовлетворясь этим, лжебарон решил заручиться рекомендациями российского посла в Лондоне и председателя Лондонского конгресса печати. Первый отказал ему решительно и сразу, а второй — после небольшой переписки и наведения некоторых справок.
Не поверили аферисту и в отделе военных сообщений во Владивостоке. Военное ведомство, после наведения некоторых справок, прекратило с ним всякое сношение.
Аферы «барона» были настолько разнообразны, что, по мнению газеты «Биржевые ведомости» от 2 июня 1910 года, властям потребуется приложить немало усилий для распутывания и выяснения всех сторон его деятельности. У одних лиц он забрал в долг более или менее крупные суммы денег и не отдавал, других он околпачил договорами с английским синдикатом. Познакомившись с одним высокопоставленным российским деятелем и войдя к нему в доверие, «барон» похитил у него важный документ, касающийся деятельности одного из крупнейших английских синдикатов. Сам же за возврат документа требовал большую сумму денег отступного. Не гнушался он и малых поборов: например, у одного студента Петербургского университета он взял в долг 25 рублей и ни за что не отдавал.
Обманывал он без капли жалости и стеснения молодых женщин. Так, его баронский титул и рассказ о неисчислимых богатствах соблазнили одну легкомысленную даму из светского общества — супругу крупного концессионера, занимавшего солидное положение в столице. Эта дама, ослепленная красотой и блестящим внешним видом «богатого барона», решила разойтись со своим старым и обрюзгшим мужем и выйти замуж за молодого «иностранца». Влюбленная по уши женщина нередко закладывала свои бриллианты и субсидировала нежно любимого афериста. Одним словом, по мнению недалекой женщины, все шло к новому браку. «Барон» же, безусловно, не собирался жениться — в его планы входило только присвоение чужих денег. Поэтому он предлагал женщине бежать с ним, прихватив деньги мужа, предполагая, конечно, затем, получив деньги, бросить ее.
Все уже было подготовлено, но неожиданно «невеста» узнала, что ее возлюбленный живет не в роскошном номере гостиницы, как он ей говорил, а занимает небольшую меблированную комнату на набережной Екатерининского канала и к тому же живет с ее хозяйкой. Произошел разрыв, который аферист воспринял с улыбкой.
Наконец деятельностью «иностранца» заинтересовалась столичная полиция. Собранные ею данные, в том числе жалобы частных и официальных лиц, убедительно подтверждали, что под именем барона скрывается другое лицо. Афериста дважды и безуспешно вызывали для объяснений в сыскное управление. Чувствуя, что его карьера находится под угрозой, «барон» решил бежать из столицы. Для этого он подстроил «неожиданное» получение телеграммы из Лондона, в которой сообщалось, что его единственный сын, о котором он никогда не упоминал, заболел аппендицитом. Содержание телеграммы требовало
