В середине августа 1910 года в Петербург прибыла чета иностранцев. Необыкновенно элегантно одетый мужчина был суховатым брюнетом лет сорока с холеными усиками и, как тогда говорили, с английским пробором на голове. Он потребовал на вокзале автомобиль, в который усадил красивую, лет тридцати даму. Автомобиль помчал иностранцев в гостиницу «Европейская», где им отвели шикарный номер в несколько комнат. В книге постояльцев приезжие были отмечены супругами Марголиными — гражданами Северо-Американских Соединенных Штатов.

Молодая пара, переодевшись в элегантные выездные костюмы, в сопровождении гида на лучшем автомобиле гостиницы отправились обозревать достопримечательности столицы. За обедом в ресторане они заказывали самые дорогие блюда и напитки. Словом, своими ежедневными прогулками по городу на дорогом автомобиле и тратами огромных денег в отелях и первоклассных ресторанах американские туристы заставили говорить о себе как об эксцентричных аристократах-миллионерах.

Спустя несколько дней после приезда американская чета заняла шикарную меблированную квартиру в одном из домов на набережной Екатерининского канала (канала Грибоедова).

В эти же дни, а точнее в субботу, 28 августа, начальник петербургской сыскной полиции В. Г. Филиппов получил срочную телеграмму от начальника берлинской уголовной полиции с просьбой о розыске и задержании двух иностранцев — мужчины и женщины, которые путем обмана и подлога получили из одной крупной берлинской банковской конторы по фальшивому чеку 200 тысяч марок, с которыми скрылись из Берлина. За их поимку объявлена награда в 10 тысяч марок.

В тот же день Филиппов, приняв экстренные меры к розыску и задержанию аферистов, в том числе выделил наиболее опытных агентов сыска.

На следующий день утром, 29 августа, в то время, когда супруги вышли на обычную прогулку, у подъезда дома их арестовали агенты сыскной полиции. Мужчина при этом побледнел и схватил себя за голову, но, мгновенно придя в себя, с предупредительной вежливостью обратился на английском языке к своей подруге, зашатавшейся от испуга, и стал ее успокаивать. Затем на чисто русском языке он сказал агентам: «Господа, здесь вышло какое-то недоразумение. Очевидно, вы жестоко ошибаетесь, приняв меня за какое-то разыскиваемое вами лицо». Но агенты не стали разговаривать, а потребовали немедленно следовать за ними в управление сыскной полиции.

Сразу же после поимки беглецов Филиппов связался по телеграфу со своим берлинским коллегой, а от него получил просьбу возможно строже наблюдать за задержанными.

Марголин, поняв, что ему уже не ускользнуть из рук правосудия, спокойно и твердо заявил: «Не удивляйтесь. Я на самом деле гражданин американской республики… Я часто меняю подданство — был и немцем, и русским, и англичанином. Да это и немудрено. Я в совершенстве владею европейскими языками».

Вначале для Марголина не нашлось отдельной камеры и его поместили с ворами и пьяницами, которые всячески издевались над «барином». На следующий день его перевели в более свободное и чистое помещение, вместе с тем установив непрерывное за ним наблюдение для исключения самоубийства.

Спутница Марголина Эрнестина Фрейлих на первом же допросе объяснила, что она вовсе не его жена, а дочь интеллигентных родителей, занимавших известное положение в Берлине. Когда она узнала, что Евгений Марголин обвиняется в мошенничестве и получении по поддельному чеку огромной суммы денег, то упала в обморок. Истерически рыдая, она умоляла не сажать ее, благородную женщину, в тюрьму вместе с ворами и убийцами.

Приглашенный врач нашел госпожу Фрейлих страшно потрясенной происшедшим и находящейся в истерическом припадке тяжелой формы. Пришлось ее для лечения поместить в тюремную больницу, установив за ней строгий надзор.

Марголин за несколько дней до ареста сильно изменился: похудел и сильно нервничал. Он жаловался, что приходится дышать в какой-то клоаке и спать на холодном каменном полу.

Если дни Марголина в тюремной камере проходили тихо и нудно, только в ожидании дальнейшей судьбы, то его подругу не оставляло сильное нервное расстройство.

Вместе с тем приезд агентов берлинской полиции все затягивался. Не приехали они, как было намечено, 4 сентября, не появились и в последующие дни.

По ряду причин постановление российских юридических органов о выдаче Марголина и Фрейлих берлинской полиции состоялось только в конце сентября. В связи с этим предполагалось, что преступники будут переданы германской стороне в начале октября. Однако и эти сроки не были выдержаны. Только в самом конце 1910 года Евгений Марголин и Эрнестина Фрейлих были выдали германской полиции.

2 сентября 1910 года все петербургские газеты перепечатали сообщение своих коллег из Голландии об аресте в Гааге графа де ля Рамэ. Отмечалось, что с арестом Марголина и де ля Рамэ сошли со сцены два столпа международной шайки аферистов.

В состав шайки, образовавшейся в 1904 году, входили крупные и своеобразно талантливые аферисты разных мастей. Первоначально шайку, состоявшую в основном из шулеров, создали в Венгрии братья Швабе — англичане по национальности. Шайка, расширяя свою деятельность, охватила все города Европы. Она гастролировала по местам, где собиралась денежная знать, и расставляла свои хитросплетенные сети для обирания толстосумов.

После скандального разоблачения, уходя от наказания, шайка совершила круиз по странам Америки, оставила свой преступный след в Индии и Японии. В октябре 1908 года она появилась в Париже. Здесь управление шайкой перешло к Марголину, а правой его рукой в организации аферных операций стал де ля Рамэ. Марголин участвовал практически во всех аферах. Все проделывалось ловкими авантюристами так, что они были либо вне подозрений, либо их жертвы, оказавшись в глупом положении, вынуждены были молчать, понимая, что огласка повредит только им. Наконец, преступники умели вовремя скрыться и быстро меняли место своего действия.

Сам Марголин специализировался, и весьма успешно, на подделке денежных документов и операций, связанных с залогами. Например, у одного берлинского предпринимателя, которому он обещал достать 1,5 миллиона марок под залог, ему удалось выманить около 100 тысяч. И таких жульничеств у него было без счету.

Граф де ля Рамэ, которому в 1910 году исполнилось всего 27 лет, отличался необыкновенной красотой, большим умом и изысканностью манер. Он в совершенстве владел пятью европейскими языками и имел хотя и поверхностные, но достаточно разносторонние знания из сферы гуманитарных наук. Еще во времена, когда он был совсем молоденьким юношей, его окружала любовь женщин всех возрастов. Встречавшие его на улице девушки чуть ли не цепенели от восхищения. С ранних лет он был развращен женщинами и уже с тех пор относился к ним легкомысленно.