признаком кретинизма, но ей только придавал вид решительный и смелый.
Мужчины смотрели ей вслед, отводили взгляды, затем смотрели снова. Чересчур длинные ноги поднимали зад на уровень глаз, бедра узковаты, зад тоже ничего особенного, но почему-то каждый чувствовал, что этот зад может укрупняться вдвое, становиться пышным и вздернутым кверху…
Ее голос заставил Дмитрия вздрогнуть:
– Темное? Светлое?
Она стояла над ним, он посмотрел на грудь, едва ли второго размера, и тоже вдруг ощутил, что там все может разбухать в считаные минуты почти до четвертого. Ее глаза стали насмешливыми, Дмитрий ощутил, как краска начинает пробираться к лицу, повернул голову к Тарасу.
Тарас сказал с восторгом:
– Темного! Много!.. Бочку!.. А какой сорт, пусть вот Валя скажет, он у нас эстет. Его даже сморкаться правильно учили.
Валентин поморщился, глаза его скользили по меню:
– Не слушайте его, Анита. По две светлого… Лучше «Подмосковное». Потом креветки, раки, что там у вас сегодня? А затем перейдем на темное.
Она кивнула, черкнула в блокнотике, удалилась. И хотя шла строго, бедрами не вихляла, Дмитрий ощутил, что не может оторвать взгляда от упругих ягодиц, которые так и просятся в его широкие ладони.
Валентин хмыкнул, а Тарас потер ладони:
– Пивка!.. Ура, пивка сейчас залью… Что, Дима, и ты на крючке?.. Вот странно как устроено, а? Красивые и умные не устроятся в жизни, как ни бьются!.. а другим все само в руки… Или не в руки, но это неважно. Дима, а ты вообще пиво пьешь?
– Пью…
– Жаль, а то бы я и твое освоил. Чтоб добро не пропадало.
Анита принесла на широком подносе шесть кружек буквально через пару минут. Кружевная пена сползала через края, Дмитрий старался смотреть на кружки и даже помогал их снимать с подноса, но, когда его пальцы соприкоснулись с ее пальцами, по телу пробежал электрический заряд. И сразу стало заметно, что бедра ее стали шире почти вдвое, а зад задрался кверху, словно его поддерживают незримые руки.
Тарас в восторге булькал, едва не влезая в кружку с головой. Пена повисла на его губах и подбородке. Валентин пил, как верблюд, брезгливо процеживая сквозь зубы, неспешно, но чувствовалось, что и употребить может, как верблюд, на неделю вперед.
Креветки, которые принесли тоже на удивление быстро, оказались, как на подбор, крупные, сваренные умело, просоленные. Дмитрий очищал нежное мясо от панцирей, высмактывал сладость из лапок, понятно, почему при всеобщем обнищании и пустоте подобных кафе здесь две трети зала заполнено народом…
За окном послышался нарастающий грохот, словно по шоссе двигалась колонна танков. Грохот нарастал, земля начала подрагивать, а чтобы говорить, пришлось повышать голос.
Посетители морщились, поглядывали на окно, на дверь. Дмитрий видел через широкие окна, как вдали показалась группа крепких ребят на мотоциклах. У некоторых за спиной сидели девушки. Вся группа неслась к их кафе.
Грохот усилился, посуда начала позвякивать, а потом и подпрыгивать. Тарас крикнул зло:
– Рокеры!.. Сволочи!..
– Что? – переспросил Дмитрий.
– Рокеры, говорю, – крикнул Тарас. – Или байкеры, мать их… Словом, сволочи, стрелять надо!
Грохот перерос в рев, тяжелый и надсадный. За столиками смотрели на окна и двери с беспомощностью: нечего противопоставить накачанным мускулам, черным курткам, наброшенным прямо на голые мускулистые тела… Куртки без рукавов, распахнуты на груди, открывая жуткие хари татуировок, массивные железные цепи, тяжелые пояса в широких бляхах из толстых пластинок…
Дмитрий видел страшное, перекошенное лицо Тараса. Десантник что-то орал, грохот сотрясал воздух и раскалывал череп, затем вдруг начал затихать, стали слышнее голоса, взрыкнул и затих последний из подкативших мотоциклов. В окно видно было, как слезают эти громадные парни, двигаются нарочито замедленно, массивные могучие динозавры, с задних сидений спрыгивают яркие девушки, вульгарные и вызывающие, смотрят по сторонам с победным видом. Никто не посмеет свистнуть вслед, когда они с такими крутейшими парнями…
В тишине стала слышна тяжелая поступь. В зале затихли, головы повернулись в сторону двери. Мужчины пригибали головы, в глазах унижение, женщины старались не встречаться взглядами со своими спутниками.
Через порог шагнул мужик. Мышцы, кожа и железо, мелькнуло в голове Дмитрия. Высокий и налитый силой, он остановился в театральной позе, руки в бока, жилетка из черной кожи распахнута на волосатой груди, толстые металлические цепи в три ряда, еще цепь справа на поясе – толщиной с палец, пояс в ладонь шириной, весь покрыт железными бляхами, что наползают одна на другую, как панцири черепах.
За его спиной появились такие же, все в черном, как гробовщики, звякающие цепями, и так плотной группой, как клин псов-рыцарей, с громким гоготом и шуточками пошли через кафе, хозяйски осматривая столы, мужчин и женщин.
Тарас накалился, Дмитрий видел, как под рубашкой десантника ходят тугие шары, а на шее вздулись жилы. Валентин неспешно и аккуратно снимал корочки панцирей с розовых тел, его глаза не отрывались от нежнейшего белого мяса. Кончики пальцев подхватывали эти тельца, похожие на белых червячков, губы принимали бережно, осознавая, какое это лакомство.
Вожак ткнул пальцем в стол посредине зала: