– Выходим, – сообщил Ермаков.
Внутри подсобка выглядела просторнее, чище. Стену подпирали шкафчики для рабочей одежды, пятна мазута на дверках, все привычно, как в любой раздевался и бытовке для трактористов.
Из-за шкафчиков материализовался крепкий мужчина, загорелый и широкий. Если бы не цепкий взгляд, Дмитрий принял бы его за тракториста, те всегда такие кряжистые, размашистые, привыкшие к тяжести, сопротивлению рычагов, нелегкой работе.
Ермаков кивнул:
– Оставляем этого парня. Помыть, переодеть. За ним прибудут.
Мужчина кивнул, Ермаков повернулся к Дмитрию:
– Еще увидимся!
Через пыльное стекло Дмитрий видел, как он нырнул в машину, та настолько медленно выехала за шлагбаум, словно превышение скорости влечет за собой немедленное уничтожение, затем из-под колес вылетел, как из турельного пулемета, гравий, машина прыгнула, как конь, и понеслась в сторону далекого шоссе.
У него забрали одежду, документы, а после того, как вымылся в душе, почувствовал, что в самом деле словно бы со старой одеждой, потом и грязью снял и часть старой жизни.
Похоже, на этом малом поле садятся и взлетают старенькие самолетики малой авиации. Еще винтомоторные, как-то ухитряющиеся выживать в век рынка. «Тракторист», который назвался просто Василием, предложил вздремнуть. Дмитрий, чуткий к любому подтексту, спорить не стал, растянулся на широкой деревянной лавке, расслабил мышцы и почти сразу под одобрительным взглядом «тракториста» погрузился в чуткий сон, прерываемый фазами глубокого, когда организм за считаные минуты успевает выспаться и восстановить силы.
Очнулся от негромкого рокота. Выглянул в окошко, обомлел. Стояла глубокая ночь, на небе пара тусклых звезд едва-едва проглядывает в щели между тучами. На земле полный мрак, а на эту черную землю опускается совершенно вертикально самолет!..
Он выскочил, не дожидаясь, пока позовут, сообразил, что это все-таки вертолет, хотя таких еще не видел, потому и в ночи без опознавательных знаков и без фонарей.
«Тракторист» Василий выступил из темноты. Глаза придирчиво пробежали по молодому парню:
– Поспал? Вот и хорошо. Это была твоя последняя ночь, когда спал вволю.
Сердце колотилось, едва не выпрыгивало из ушей. Он кое-как вскарабкался в салон, больше похожий на внутренности космического корабля. Послышался свист, его вдавило в сиденье, что тут же услужливо прогнулось. Справа блестело широкое стальное кольцо, руки сами нащупали предохранительный ремень, щелкнуло, кабина накренилась, тяжесть вжала с такой силой, что от прилива крови глаза едва не выпучились, как у рака. Он чувствовал, как стучит в голове, смятенно подумал: что же это за штука, что с места рвет с такой скоростью, раньше в десантных войсках ничего похожего не было…
В салоне тусклые лампочки высвечивали еще одиннадцать таких мест. Все пустые. Сердце тревожно стучало, а в душе возник пугающий страх: за того ли его принимают, и гордость: скажи кому, что за ним присылали такой самолет, – кто поверит?
Глава 8
Посадка была такой же пугающе стремительной и страшной. Внезапно воющий свист турбин оборвался, Дмитрий ощутил толчок, потом еще два, и все затихло. Пилот крикнул раздраженно:
– Заснул? Вываливай!
Дмитрий вывалился в кромешную тьму. Сильные руки подхватили и повели по твердой земле. Дмитрий сразу ощутил запахи, а в свете звезд увидел справа и слева высокие фигуры со странными наростами на лице. Сволочи, пользуются очками ночного видения, но и он уже по запахам, по их хватке, по шагам и другим неуловимым мелочам, что лихорадочно анализировало его подсознание, составил их портреты, уже чувствовал, сколько им придется идти, почти точно знал, в какое помещение придут и сколько человек там его ждет.
Дверь отворилась, свет был неяркий, короткий коридор, затем отворилась дверь в обычное помещение, каких полно в любой офицерской каптерке. Руки исчезли с его плеч, Дмитрий невольно повернул голову, посмотрел на сопровождающих.
Как и составил портреты по запахам, шагам, хватке – оба высокие, жилистые, в потертых джинсах, рубашки такие же, кроссовки, простые пояса, облик простых обычных парней…
И все-таки повеяло таким профессионализмом военных, что Дмитрий только крепче стиснул челюсти. Если в армии человек приобретает крепость железа, то эти выглядели так, словно это железо долго ковали в раскаленном виде, бросали в холодную воду, раскаляли и снова ковали, когда в одном и том же объеме помещается металла вдвое больше, а сам он обретает крепость алмаза и гибкость шелкового каната.
Оба, как говорится, шкафы, разве что один похож на шкаф бабушки, а второй на современный. Первый с короткой стрижкой, настолько характерной, что Дмитрий едва не огрызнулся: «Я сам сержант!» Второй явно лучше тренирован, пропорции рукопашного бойца и стрелка из всех видов оружия, чуть лучше одет, выглядит несколько… по-офицерски.
Офицер держался нейтрально, с полнейшим безразличием к новичку, а ко второму Дмитрий присматривался искоса и с опаской. От этого почему-то веяло непонятной угрозой. Огромный, тяжелый, рост почти под два метра, вес за сто двадцать, он говорил таким же огромным голосом, каким огромным был сам. Мышцы развиты, как у культуриста, хотя люди такого роста и веса обычно обзаводятся приличными складками на животе, а этот двигается несолидно быстро и точно, словно из богатыря-гиревика превращается в балерину.
Огромная, абсолютно лысая голова блестела, как валун на берегу моря. Даже венчика волос за ушами не осталось, отчего острые, как у волка, уши выглядели еще страшнее и зловещее. Когда он поворачивал голову в сторону Дмитрия, всякий раз пробегал неприятный холодок по коже. Перебитый в неведомых схватках нос, широкие шрамы на лице, оборванная пулей мочка левого уха – все заставляло биться сердце чаще, но, когда их взгляды встретились, Дмитрий ощутил удар по нервам. Виной ли его чувствительность, но всеми нервами воспринял звериную ярость, что клокочет в этом человеке. Даже сейчас в темных глазах
