– Мы не мафия, у нас нет таких заводов. Знали бы, сожгли бы еще раньше полиции. А противоядия у нас есть, прямо из их же лабораторий сперли! Да только накачиваться против этого кураре – не просто бесполезно, а смертельно!
– Как это?
– Это противоядие – сильнейший яд сам по себе. Мы не знали, двоих потеряли, когда… Словом, противоядие работает только на человеке, в теле которого уже яд! Один яд обезвреживает другой…
Тарас присвистнул, лицо вытянулось, как у коня. В глазах беспечное выражение наконец-то сменилось выражением сильнейшей тревоги.
– Да, – протянул он, – это хитро…
Вилли, чувствуя, как чаша весов заколебалась, сказал резко:
– Мы должны… мы обязаны напасть на тюрьму! Это наш долг перед братьями по вере, братьями по ненависти к проклятым империалистам! Даже если всем освобожденным придется вернуться в их камеры… у всех в памяти останется наш дерзкий подвиг! А остальные организации начнут уважать «Знамя пророка» и никогда не спутают его с этими недоносками из «Знамени Аллаха»…
Он заскрипел зубами. Белки страшно выкатились.
– Как? – спросил Джекобс раздраженно. – Я, к примеру, вовсе не собираюсь подставлять свой зад под эти ядовитые пули. И под простые не очень-то, но под ядовитые вовсе…
Дмитрий видел по злому лицу Вилли, как тому хочется назвать Джекобса трусом, но он сам рассказывал по дороге, как на глазах у всей группы Джекобс в упор расстрелял полицейскую машину, а затем врукопашную сразил двух выскочивших копов и в мгновение ока вытащил оттуда арестованного Вилли. Тогда из перерезанного горла копа кровь хлестала, как из брандспойта, они так и вернулись в штаб- квартиру, перемазанные в этой крови, как мясники.
– Надо разработать план, – сказал Вилли раздраженно, – чтобы не подставляться под пули!
Его глаза с раздражением пробежали по мощной мускулатуре Джекобса, бывшего игрока в регби. Говорят же, что спортсмены – трусы. Они дерутся только в рамках правил, а жизнью рисковать ох как не любят.
Уже повеселев, повернулся к Дмитрию:
– Поможешь?
– Могу только кулаками, – ответил Дмитрий.
– Почему? – не понял Вилли.
– Ранг не тот, – объяснил Дмитрий. – У нас голова – Расул… еще Бадри, хотя… гм…
Он кивнул в сторону Ермакова и Валентина, они советовались вполголоса, лица у обоих стали серыми и вытянутыми. Вилли дружелюбно шлепнул Дмитрия по спине, вразвалку направился к старшим.
– Вон Джекобс считает, что на тюрьму нападать не стоит!
Ермаков обернулся в сторону хмурого Джекобса. Тот сосредоточенно вставлял в барабан револьвера патроны.
– Он сказал почему?
– Боится, – фыркнул Вилли. – Шкуру бережет!
Джекобс поднял голову, глаза зажглись злостью:
– В тюрьму не прорваться. Не ясно? Как бы вас там ни готовили.
Вилли сказал победно:
– Видите? Он хочет победить без риска. Но уже то, что мы нападем… уже то, что алою кровью своею обагрим этот проклятый империалистический мир… Из каждой капли нашей крови встанет по бойцу… по десятку неустрашимых и непримиримых!
Его дыхание стало хриплым, а кулаки сжимались так, что черные как уголь костяшки становились серыми.
Ермаков слушал, поворачивался в сторону каждого говорившего, рассматривал, вслушивался. На лбу собирались глубокие складки, а возле губ пролегли горькие линии.
Наконец он сказал со вздохом:
– Отложим это на завтра, хорошо?.. Мы постараемся за ночь принять решение.
Рано утром он вошел в бункер, серые глаза без всякого выражения оглядели членов боевого отряда «Знамени пророка». Голос тоже был настолько ровным, что не все сразу услышали в его интонации грохот взрывов и визг пуль:
– Мы все-таки обязаны освободить наших товарищей.
Вилли подпрыгнул, победно оглядел всех. Джекобс скептически фыркнул. Рамирес спросил настороженно:
– У вас есть какой-то план?
Ермаков сказал ровно:
– Эти сволочи зажрались от безнаказанности. Мы нанесем прямой удар! В главные ворота.
Джекобс фыркнул громче, отвернулся. Вилли широко улыбался. На широком лице Рамиреса все яснее проступало недоверие:
