– Как? Где?
– Возвращаясь из ромейских земель, шел по Днепру. Войско оставил позади, а сам с малой дружиной торопился в Киев. В самом узком месте, где стрела перелетает с берега на берег, попал в засаду… Печенеги! Раньше их Хазарский каганат закрывал от нас, а когда Святослав там все порушил… Словом, сеча была великая, наш Святослав погиб. Говорят, печенежский каган Куря тут же велел сделать из черепа Святослава чашу, оковать ее златом и заявил, что отныне будет пить только из нее…
Владимир сел, кулаки были сжаты, лицо стало каменным. Так бывало лишь в часы, когда мысль работала как рабыня под ударами бича, когда он был весь в себе и не мог позволить выказать истинные чувства.
– Ты, – сказал он медленно, видно было, что мысли его в другом месте, – помойся, поешь и отдыхай. Плохо, что открылся, но весть того стоила… Отныне ты – беглый холоп, убивший кого-то и где-то… Сам придумаешь. Прибежал ко мне, просясь в дружину. Все знают, что я охотно беру изгоев. Воин ты отменный, потому я и взял. Кто усомнится – докажешь в поединке.
Гонец усмехнулся замученно, вышел, зацепившись за косяк. Владимир минуту сидел молча, потом вышел в горницу, крикнул зычно:
– Тавра ко мне!
Заглянул гридень, огляделся:
– Боярина Тавра к князю новгородскому!
За его спиной послышалось многократно повторяемое: «Тавра к князю…», «Тавра к князю…» Владимир поморщился, вернулся в тайную комнатку.
Тавр, для всех – молодой боярин и друг по застольям, а для Владимира – тайный управитель делами скрытого дозора, прибежал встревоженный:
– Я здесь, княже.
– Сядь, не торчи у порога, – бросил Владимир отрывисто. – И дверь прикрой плотнее. Князь Святослав погиб.
Тавр раскрыл рот, но тут же губы с плямканьем захлопнулись. Мгновение смотрел на Владимира в упор, сказал отрывисто:
– Великокняжеский стол… Киевское княжество!
Владимир кивнул:
– Понимаешь. Великого князя нет. Осталось трое просто князей. Равных.
Тавр покачал головой:
– Эх, если бы не твое происхождение… И то диво, что ты получил Новгород!
Он отвел взгляд, а Владимир жестко усмехнулся. Как ему удалось получить Новгород, это умрет с ним. Правда, теперь хранить стыдную тайну вроде бы нет нужды, но осторожность никому не мешает, а попусту похваляться ловкостью – удел слабых.
– Три князя на Руси, – сказал он невесело. – А Русь не что-то особенное… И здесь, как везде, начнется собачья свара. Ярополк захочет подмять нас с Олегом под свою руку. Олег встанет на дыбки, да и мне не больно хочется снова в холопья… Готовь гонца к Олегу. Надо, чтобы он узнал о гибели Святослава от меня первым.
– Олег на брата не пойдет, – сказал Тавр предостерегающе. – Хоть и не любит, а не пойдет. Князья на Руси – это не пьяные мужики, что дерутся прилюдно. Сор из избы не выносят. Да и хорошо Олегу в древлянской земле. Города у него богатые, с Искоростенем за славу спорят. Олег завел себе жен и наложниц, сыт и пьян, уже забыл, за какой конец меча браться…
– О Святославе пусть узнает от меня, – повторил Владимир. – Любви ко мне не прибавится, верно. Зато задумается, почему Ярополк скрывает смерть отца. Не потому ли, чтобы успеть собрать больше сил, застать врасплох? Не забудь невзначай упомянуть, что к нам эта весть дошла давно!
Отпустив Тавра, он снова призвал гонца, расспрашивал долго и придирчиво. Тот пересказал, что ромейский император Цимихсий, одолев Святослава в страшной битве, но все равно убоявшись его, подкупил за большие деньги печенегов, дабы те тайно напали на дружину Святослава. Так погиб Святослав на обратном пути домой…
– Отдыхай до утра, – велел он. – Я буду думать.
Выпив кавы, он задумался. Гонец пересказал то, о чем говорили в Киеве. А говорили то, что услышали из княжьего терема. Пересказывали, нимало не задумываясь, что слова и дела расходятся. До чего же не любят думать, шевелить мозгами! Или это так трудно? Разве не странно, что Иоанн Цимихсий, одержав убедительную победу, заключив мир и снабдив дружину Святослава продовольствием и лекарствами, зачем-то тратил огромные деньги на подкуп печенегов? Да Цимихсий с его тремястами боевыми кораблями с легкостью бы сжег греческим огнем израненные и потрепанные ладьи с русскими дружинниками, не потеряв ни единого человека и не истратив ни одной монеты!
А печенеги, оставив важнейшую для себя заготовку сена, кочевья, без которых у них нет жизни, с осени до весны караулили возвращение Святослава? Но он мог вернуться через земли тиверцев или другие земли, куда печенегам не пройти, и все усилия степняков пошли бы коту под хвост. Нет, кочевники точно знали, как будет возвращаться дружина Святослава. И знали, где устроить засаду. А направили их в самом деле злейшие враги Святослава!
У стен Доростола, защищая отход русских войск Святослава, пал герой похода, друг и соратник князя, Икмор. Разъяренный поражением Святослав, как тут же стало известно на Руси, велел казнить попов, что шли с его войском, напутствуя дружинников-христиан, добил раненых христиан своего войска, сжег церкви в Доростоле и поклялся, что, вернувшись в Киев, сделает там то же самое. Именно этим он и подписал себе смертельный приговор!
Его злейшие враги сидят не в Царьграде, не в Степи и даже не в Саркеле, а… в Киеве. Эти враги тесной толпой окружали княгиню Ольгу, после ее смерти сгрудились вокруг Ярополка. Это их разгневанный князь обещал истребить по возвращении, детей отдать в жертву богам, а церкви сжечь! Их – самых богатых и влиятельных, самых сильных и умелых, на чьих плечах держится любое княжество, королевство!
