Огромный конь мотал головой, страшно храпел, часто переступал ногами. Это уже не смирная коняга, на которую сажали сильные руки взрослых. Этого зверя с гривой сам взнуздал в конюшне, сам вывел во двор. Только бы приучить молодого жеребца к себе, своему запаху!

На крыльце сидел Сувор, старый дружинник. Острые глаза из-под кустистых бровей внимательно смотрели за босоногим мальчиком, похожим на маленького взъерошенного вороненка на спине огромного коня. Сувор был еще в силе, только хромал из-за наконечника стрелы, засевшего под коленом. Да и жилы левой руки срослись плохо, в локте разгибалась не до конца. Но ему доверял воевода Сфенел, уважала княгиня и любил молодой княжич Святослав, уже стяжавший ратную славу неистового воителя.

– За гриву не хватайся, – предостерег он. – Позор для мужа!

Мальчик осторожно направил коня вдоль забора, понуждая идти во дворе по кругу. Жеребец шел легко, косился налитым кровью глазом на крохотного всадника. И не слышно на спине, но чует его слабенькую, но требовательную руку.

Сувор щурился под утренним солнцем. Толстые дубовые ступеньки прогрелись под прямыми лучами, от земли поднимается пряная сырость. Забегали муравьи, копают, строят, тащат. Из заднего двора доносится довольный гогот откормленных гусей. Прекрасный мир сотворил Род, отец всего живущего! И вовремя привел свирепых русов на земли мирных славян. Русы, защитив славян от хазар и других насильников, взяли в жены их дочерей, дети от такого брака зовутся русичами, и вот без крови и борьбы Сфенел безропотно служит русичу Святославу и его матери, славянке из племени древлян, княгине Ольге!

Жеребец с грохотом пронесся мимо. Копыта выбивали комья сухой утоптанной земли, те взлетали выше головы. Волосы мальчонки трепало ветром, похожие на черный огонь с редкими рыжими искорками. Владимир, закусив губы, напряженно смотрел перед собой.

– Довольно, – сказал наконец Сувор предостерегающе. – И так растешь не по дням, а по часам! Неделю тому тебя и на смирную кобылу сажали под мышки, а теперь какого зверя взнуздал!

Владимир не ответил, боялся своего дрожащего голоса. Он гонял коня по двору, приучая к себе, своему запаху, превозмогал слабость, заставляя жеребца ощутить усталость раньше, чем свалится с коня он сам.

Сувор задремал под теплым солнышком, очнулся от надсадного гоготания гусей. Те гоняли забежавшего пса. Сувор потряс головой и удивленно уставился на кружившего по двору маленького всадника:

– Еще на коне? Тебя сам Велес за ноги держит, что ли? Что за малец…

– Добрый конь! – крикнул Владимир из последних сил. Голос его осип, превратился в жалобный писк.

– Еще бы, – ухмыльнулся Сувор. – У хазар захватили! А они толк в конях знают.

– Но у меня будет лучше, – ответил Владимир. Голос пресекся, ибо жеребец внезапно пошел боком. – У меня будет свой конь.

Сувор покачал головой, но глаза его смотрели строго и настороженно. Мальчишка родился и был рабом. А рабу не суждено стать князем или знатным мужем. Правда, при усердии да старании может выкупиться из рабства, стать отроком, затем дружинником, а повезет – то и старшим дружинником. Тогда у него будут свои кони, свой терем, а то и село какое под старость получит в кормление…

Наверху в горнице послышались визгливые женские голоса. На перила навалилась заспанная и помятая Прайдана. Ее лягушачьи глаза навыкате, закисшие как у дворовой собаки, смотрели зло и подозрительно. Смятое, как сырое тесто, лицо, где отпечатались рубцы подушки, кривилось в брезгливой гримасе.

– Опять этот байстрюк лошадь гоняет, – сказала она со злостью. – Спать благородным княжичам не дает!

Жеребец оглушительно заржал, понес по двору, уже не слушая повода. Сувор вскочил, прыгнул прямо с крыльца, но его растопыренные пальцы только скользнули по шелковой гриве. Упал, перекатился через голову, тут же подхватился, напружиненный как для смертельной схватки, озверевший, мальчишка на волосок от смерти, однако жеребец внезапно изменил направление, понесся прямо на забор.

– Узду отпусти! – закричал Сувор оглушительно.

Жеребец распластался в прыжке. На страшный миг Сувору почудилось, что конь разобьется о бревна, затем решил, что заденет копытами за верхнее бревно, перевернется в воздухе и всей тушей рухнет на детское тельце – ни один конь не одолеет такую высоту, – но жеребец как взлетающая птица оторвался от земли, поднялся в воздух, всплыл как облачко над забором и передвинулся на ту сторону…

На самом деле озверелый жеребец перелетел над торчащими кольями бревен как стрела, яростно понесся вдоль узкой улицы. Комья земли взлетали над забором как огромные черные галки.

Прайдана злорадно смотрела вслед. Ей с высоты была видна крохотная удаляющаяся фигурка на бешено скачущем коне. Рядом с ее локтями над перилами появились две детские головки. Золотоволосые, с голубыми глазами, оба мальчика были с чистыми нежными личиками, оба в рубашонках до пола, пахнущие целебными травами.

– Что там? – спросил чистым детским голосом старший мальчик.

– Все тот же байстрюк, – буркнула Прайдана. – Авось на этот раз сломит себе шею.

Она сладко, с завыванием зевнула, потянулась. Пышные телеса заколыхались. У нее было сочное сдобное тело. Гридни любили ее тискать и щупать, как курицу в поисках яйца, и она гордилась своей дородностью. С такими телесами могла бы родиться купчихой, а то и боярыней!

– Он опять на коне? – спросил мальчик.

– Да, Ярополк. Ему можно, он – сын рабыни. Зато вы с Олегом – княжичи… Вам надлежит овладевать княжьими знаниями, вы – будущие печальники земли Русской. А этот… ему можно водиться с конюхами, простым людом, грязной челядью. Он спит в золе на печи, потому его зовут запечником, золушником, попелюшником!

– Запечник, – повторил Ярополк задумчиво. – Это плохо?