– Хотят сдаться?

– Вряд ли.

– Предложат сдаться нам?

Рус ощутил, как губы дрогнули в улыбке. Сказал строже:

– У тебя на уме ничего нет, кроме драки? Тогда никогда воином не станешь…

Буська поспешно умолк, но краем глаза Рус замечал в лице мальчишки недоумение. А что же, читалось на нем, должно быть на уме у воина, кроме драки, сладкого боя, смертельной схватки, как поется в песнях?

Трое всадников, что выехали из ворот, медленно продвигались в сторону захваченных весей. Навстречу еще несло дымом, кони испуганно прядали ушами, дрожали, даже пытались повернуть назад. Обычные рабочие лошади, даже не похоже, что приучены ходить под седлом. Словно бы этот народ вовсе верхом не ездит!

– Стой здесь, – велел Рус. – И пусть никто не высовывается! Я поеду навстречу.

– Можно с тобой?

– Замри, – велел он. – Я не хочу, чтобы видели кого-то еще.

Конь ответил призывным ржанием, мотнул головой, уговаривая из темной холодной рощи выбраться на осеннее солнышко. Рус чмокнул коня в нежные губы, седло под ним скрипнуло, а конь шатнулся, взглянул уже с укором. Хозяин любил запрыгивать с разбега, забывая, что сам весит как добрый конь.

Выехавшие из крепости остановились, завидев вылетевшего из леса всадника. Рус помахал им обеими руками, показывая, что невооружен, и всадники медленно пустили коней навстречу. Один постепенно выдвигался вперед, двое почтительно отставали.

Рус из-за стука своего сердца не слышал грохота копыт. Все трое мелкокостные, трудно привыкнуть, в лицах ни следа воинственности, а передний с виду вовсе не то волхв, не то лекарь.

Человек на передней лошади, тихой и смирной, весь был в седой бороде, роскошной и необъятной. Она серебряными волнами падала на грудь и достигала пояса. А так как и длинные волосы так же мощно ниспадали на плечи, то все это сливалось, и видно было только темное от солнца лицо в обрамлении белых волос да еще седые кустистые брови, настолько густые и лохматые, что торчали как крохотные копья.

Его старческое лицо носило отпечаток мудрости, но не святости. Он показался Русу много повидавшим и пережившим, во многом разочарованным, но упорно идущим к своей цели.

Рус заставил себя сидеть недвижимо, лицо держал надменным. Конечно, первым должен здороваться и поклониться младший, но с другой стороны – первым кланяется тот, кто слабее.

Старик поднял руку в приветствии. Рус вскинул руку тоже, но следил, чтобы не слишком поспешно и не выше, чем старик.

– Приветствую могучего воина, – сказал старик медленно. Он подбирал слова с трудом, но говорил ясно, отчетливо. – Меня зовут Аарон, я первосвященник… вы можете звать меня войтом этого народа. Кто вы? И почему напали на наши мирные веси?

Рус ответил холодно, с достойной победителя надменностью:

– Мы зовемся ски… русами. А напали по праву сильного.

Старик, которого звали еще смешнее, чем Нахима, вслушался, глаза настороженно следили за губами варвара. Русу почудилась в глазах войта – наверное, все-таки волхв, – кроме глубокого отвращения, еще и далеко не старческая злоба. За его спиной двое стариков чуть помоложе неотрывно смотрели на Руса. Он чувствовал их ненавидящие и боязливые взоры.

– Да, – согласился Аарон, – с этим правом приходится считаться… Чего вы хотите?.. И, чтобы разговор наш был теплее, прими от нас этот дар.

Второй старик с готовностью выдвинулся, подал Аарону обеими руками странный котел из необычного металла. Днище котла было заострено, а края с одной стороны длиннее. Аарон торжественно протянул его Русу.

Рус смотрел настороженно, западня могла таиться в любом виде.

– Что это?

– Шолом, – объяснил Аарон высокопарно. – Это означает мир, безопасность, защиту на моем языке. Эта шапка из железа особой работы… О нее ломаются любые мечи. Мы называем такое железо харалугом, булатом.

Рус принял железную вещь, повертел в руках. Значит, это не котел, а род доспеха… Он ощущал кончиками пальцев невероятную крепость этой вещи. Намного прочнее даже черной бронзы, даже странно, что местные так просто расстаются. Значит, очень сильно боятся.

– Шолом, – повторил он высокомерно. – Что ж, благодарствую. За такой шолом надо отвечать шоломом. Зуб за зуб, око за око, а за добро, значит, добром. Даже за столь малое. Ты спрашивал, что мы хотим? Мы изволили восхотеть эти земли. Мы берем их.

Старик поклонился:

– Да-да, я вижу, что говорю с великим воином. Право сильного неоспоримо. Что перед ним справедливость? Но даже отважные воители не хотят терять своих воинов там, где могут получить свое без крови.

Рус захохотал. Он чувствовал собственную мощь, и скованность быстро покидала его могучее тело. Он выпрямился, широкая грудь подалась вперед.

– Без крови? Это не путь мужчин.