Сейчас и Чех князь, мелькнула мысль. И Лех. Их отряд беглецов уже разрублен на три части, и каждая может вырасти в племя. Чеху уже предсказано, что он станет прародителем великого народа. И Леху обещано, что свой отряд превратит в большое племя, затем в народ, создаст великое государство, будет трясти вселенную, как медведь грушу. Но не всякое зерно, брошенное в землю, прорастает… Есть и слабые, что гибнут.

Он оглянулся на своих людей, с ним остались самые слабые, больные, раненые. Которых не захотели взять старшие братья. Или не взяли, чтобы с ним остался хотя бы кто-нибудь?

Кричали животные, люди уже суетились, запрягали волов, седлали коней. Один высокий человек в одежке волхва обернулся, Рус узнал Корнилу. Тот оскалил изъеденные желтые зубы в хитрой усмешке:

– Тебя, как я слышал, уже князем кличут?

– Надсмехаются, – буркнул Рус.

– Так думаешь?.. Нет, пока ты спал, мы много ­переду­мали.

– Кто?

– Сова, Ерш, Моряна, я… Теперь ты наш вождь. Но если отныне мы будем зачинать новое племя, то ты отныне – князь. Надо додумывать новые уставы и правды…

– Погоди, – прервал Рус. – Ты можешь сказать мне свою настоящую цель? Я не поверю, что ты остался из любви и дружбы ко мне! Ты меня не знал, я тебя раньше никогда не видел. Ты и в Исход как попал, непонятно.

Старый волхв покачал головой:

– Если бы мне было двадцать весен, не пошел бы вовсе. В сорок лет – пошел бы с Чехом или Лехом. Но я стар, потомства мне уже не оставить. Так зачем мне великое будущее Чеха? Не менее великое – Леха?.. Я – волхв, понимаешь? А волхва хлебом не корми, дай прикоснуться к тайне. Больно странное знамение выпало тебе. Если бы просто смерть от голода, холода или чужих мечей – это я бы понял. Но солнечные боги смолчали, ибо не узрели твою судьбу, а полуночные боги… или демоны дали странные знаки, которые я прочесть не мог. Мой смертный час близок! Умереть ли в дороге к счастливой жизни племени Чеха или умереть, увидев тайну, что ждет тебя?

Он смотрел с легкой усмешкой. Рус ощутил от взгляда старого волхва смертельный холод, словно стоял в глубокой могиле, куда не достигало солнце.

– Да, – прошептал он раздавленно, – ты настоящий волхв. Быть бы мне настоящим князем!

– Ты будешь им, – сказал тот серьезно.

– Долго ли?

Он усмехнулся, и волхв в ответ раздвинул губы в понимающей усмешке. От повозок донеслись крики, тоскливо замычали коровы, словно предвещая беду. Пробежали дети, затаптывая костры, заливая водой.

Край неба озарился нежно-розовым светом. Вспыхнуло первое облачко, алые лучи ласково подсвечивали его снизу, и оно казалось разогретым над спрятанным за виднокрай очагом, а верхушка еще темная, холодная. Повозки уже выступали на светлом небе четко, а скот сбился в кучу, согреваясь, терся друг о друга, взревывал.

Подскакал Буська на дрожащем от жажды скакать по утренней росе коне:

– Все собраны, князь!

– Коня, – потребовал Рус. – Сова и Моряна поедут со мной впереди.

– Что делать мне?

– Ты… гм… ты отныне княжеский лазутчик. Как мы с Лехом, так теперь ты один будешь выезжать далеко вперед, все вызнавать, высматривать: как удобные спуски, так и водопои, словом, все-все.

Буська завизжал, подскочил в седле, едва не упал. Глаза стали круглыми от счастья.

– Княже!.. Жизнь положу, но сделаю все. Не ­сомне­вайся.

– Ты мне нужен живым, – ответил Рус сурово. – Молод еще жизнь класть.

– Да знаю, знаю, потомство надо. А чё, я хоть сейчас…

Рус замахнулся плетью, Буська завизжал и умчался.

Буська умчался, а он еще постоял, унимая бешеное сердцебиение. Хоть кому-то сумел ответить достойно, по-княжески.

В последний день он чуть проехал, прощаясь, по следам Чеха, а потом и Леха. Вроде бы прошли тяжелогруженые телеги, кони безжалостно выбивали землю, но трава поднялась, скрыла следы. Будто проехали не по хрупкой сочной траве, а по мелкому болоту, затянутому ряской.

Трава на диво быстро спрятала раны земли, зеленеет свежая, такая же сочная, кузнечики верещат песенки. Так останется и за нами, подумал он с облегчением, – не догонят люди Коломырды, но на сердце почему-то остался и тоскливый осадок. За людьми должен оставаться какой-то след. А когда это ушли не просто люди, а родные братья…

Когда вернулся, женщины и дети уже были в повозках, волы в упряжках, а мужчины седлали коней. Рус ощутил в каждом радостное нетерпение. Мечи и топоры остры, упряжь исправлена, а то и вовсе новая. Скот отдохнул, кони бьют копытами, грызут удила.

– Выступаем!

Он сам выехал вперед, за ним несся на отдохнувших конях передовой отряд в полсотни человек. Еще сотню Рус оставил в заслоне. Вдруг да Коломырда все же отыщет, она опаснее неведомого, что лежит впереди!