Иудеи, выравнивая квадрат, как овцы жались друг к другу, шли тесно, мешая друг другу размахнуться. Так и вступили с той стороны боевого поля. Рус рассмотрел, что три ряда идут со щитами, а четвертый и пятый держат длинные копья, подняв их остриями вверх, бесполезно угрожая синему небу. А следующие ряды так и вовсе не то с топорами, не то с мечами, а за плечами у них всех вроде мешков, не разглядеть…

Поигрывая мускулами, скифы неспешно двинулись навстречу, чтобы сойтись где-то в середине поля. За грядой белых камней справа слышались веселые вопли русов, задорно кричали женщины, подбадривая своих и насмехаясь над противниками, а на той стороне, где за черной молчаливой стеной застыли родственники иудеев, было гробовое молчание. Одетые в черное, они напоминали стаю ворон.

– Чуют, – сказал кто-то со смешком, Рус узнал голос Ерша. – Будет сегодня у них плач и стон…

– Ничё, – сказал другой грубовато, – мы их утешим!

– Га-га-га!

– Го-го-го!

– Глянь, как жмутся друг к дружке! Не хотят умирать, заразы. Прямо топчут один другого…

– Как же они собирались драться в такой тесноте?

Они сближались, скифы двигались вразвалку, похохатывая. Рус видел, как над головами третьего ряда иудеев взвились голые смуглые руки. Они раскручивали широкие ремни, и у него от недоброго предчувствия дрогнуло сердце.

– Закрыться щитами! – крикнул он.

Рядом Сова удивленно повернул голову. Брови на смеющемся лице воеводы поползли вверх.

– Чего?

– Где твоя осторожность… – начал Рус, но дальше слова потонули в зловещем свисте.

Теперь и Сова поспешно повернулся в сторону иудеев. Рус увидел, как воздух зарябил темными точками, и тут же рядом и дальше послышались глухие удары, крики боли, ярости и безмерного удивления.

Сова выругался, топор его выпал из ослабевшей руки. Плечо окрасилось кровью. Рус успел увидеть отпрыгнувший камень размером с кулак. По всему отряду скифов вскрикивали, бранились, сыпали проклятиями.

Он услышал треск, одновременно щит в его руке едва не вырвало вместе с плечом. В предплечье стегнуло болью. Верхний край щита отлетел, а булыжник, изменив дугу, отскочил вверх, едва не разбив Русу лоб. Он присел от неожиданности, и тут же сзади хряснуло. Рус похолодел, узнав звук разбиваемых костей, ему на спину и голову брызнуло теплым. Еще два сильных удара в щит потрясли так, что рука занемела по локоть.

Неровная стена щитов, зияющая дырами и прорехами, внезапно двинулась чересчур резво, прямо на них, и Рус не поверил глазам: иудеи перешли на бег. Они первыми бросились в сечу навстречу смерти!

– Руби! – взревел он и отшвырнул щит.

Сзади не было ответного рева. Он оглянулся, кровь застыла в жилах. Из его сотни бойцов не меньше двадцати опустилось на землю, оглушенные камнями или раненые, а другие злобно и растерянно кричали, утирали кровь, пробовали поднять упавших товарищей.

К нему поспешно подбежали и встали рядом Сова, Твердая Рука, Ерш, Громовой Камень. Но вперед не бросились, все еще бледные, ошарашенные, а стена огромных щитов надвигалась теперь бегом. Между двумя отрядами оставалось не больше сорока шагов, когда иудеи выравнялись, пошли тесным строем, прижимаясь плечами, так что никому из них не размахнуться для молодецкого удара, но когда на плечи передних сзади опустились длинные копья, Рус с внезапным страхом понял и свою ошибку: зря отбросил щит, только сейчас оценил пугающую умелость противника.

– Отступать! – крикнул он поспешно.

– Княже! – воскликнул Ерш негодующе.

– Здесь не выстоять!

– Да на меня из вирия плевать будут!.. Ты не знаешь моего деда! Еще и побьет, когда встретимся!

Рус попятился, воины заколебались, но Ерш упрямо остался, и еще шестеро его ближайших друзей встали с ним рядом. Рус взмахом руки велел отряду отступить, надо сообразить, что делать, супротив такой щетины копий голой грудью лезть глупо, сам пятился, а иудеи перешли на мелкий бег, острия копий колыхались, но все время были на уровне голых животов русов.

Он видел, как передний ряд соприкоснулся с шестерыми русами. Ерш взревел, выкрикнул клич и занес над головой богатырский топор. Три длинных копья быстро и смертельно точно ударили ему в грудь и живот. Топор выскользнул из поднятых к небу рук. Глухо стукнуло, это топор ударил веселого богатыря обухом в темя, но Ерш уже был мертв и медленно валился вперед, пригибая копья.

Точно так же острые длинные копья ударили в пятерых оставшихся. Только молодой и быстрый воин по имени Горностай успел широким взмахом срубить наконечники копий, но ударили и его под ребра, он вскричал и повернулся в ту сторону, похожий на рассерженного медведя в стае псов, тут же ударили в спину, и, что позорнее всего, торопливо пошли дальше, оставив раненых добивать задним.