— Прекрасно. Выключайте свое устройство. Темно-красный цвет вдруг сменился ослепительно белым.

Я поднялся по плющу. Длинные мои руки и цепкие пальцы были серьезным подспорьем в моем широко известном искусстве лазить, как обезьяна. Теперь уже не имело никакого смысла тревожиться о том, что могут сработать датчики сигнализации. Мне пришлось какое-то время раскачиваться из стороны в сторону, стоя на внешнем заборе, в попытках ухватиться пальцами за нужную мне толстую ветку. Под тяжестью моего тела она опустилась на добрый метр и начала трещать. Перебирая руками, я продвинулся по ней, а затем, исчез в листве, постаравшись не зацепить внутреннее ограждение. Разместившись поудобнее на дереве, я приступил к критической оценка ситуации, складывавшейся теперь в усадьбе Синка.

На лужайке перед домом было не менее трех вооруженных ружьями охранников. Они передвигались так, как будто что-то искали, но не рассчитывали ничего найти. Они теперь предполагали, что суматоха улеглась сама собой.

Марсианин воспарил в воздух над оградой… И зацепился за самую верхнюю проволоку. Проскочила яркая голубая искра, и он рухнул вниз, как мешок с пшеницей. При падении он еще ударился о каменную кладку внешнего забора, затем упал на землю, а электрические искры все продолжали плясать и шипеть на нем. В прохладном ночном воздухе потянуло запахом озона и паленой плоти. Я спрыгнул с дерева и бросился к нему. Но не стал прикасаться к телу. Меня бы убило электрическим током.

Его все равно уже убило это совершенно определенно.

Я бы до этого никогда не додумался. Пули не причиняли ему малейшего вреда. Чудеса он мог творить по собственному усмотрению. Как же так случилось, что он погиб прикоснувшись к простому электрическому проводу? Если бы он хотя бы мельком упомянул об этом!

А вот я со своим попустительством стал косвенным виновником гибели совершенно непричастного к моим делам существа. В чем я клянусь, так это в том, что больше уже никогда в жизни не допущу ничего подобного…

Теперь в нем уже не осталось ничего человеческого. Различные металлические штуковины торчали из разных мест мертвой массы, что когда-то была антропологом с далеких звезд. Потрескивание тока еще продолжалось несколько секунд и наконец прекратилось. Я вытащил из этой мертвой массы одну из металлических штуковин, быстро сунул ее к себе в карман и побежал.

Меня тут же засекли. Двигаясь зигзагом, я обогнул огороженный теннисный корт и помчался к входной двери в фасадной части здания. По обе стороны от входа были окна на высоте в рост человека. Взбежав по ступенькам, я с размаху обрушил свой гиро на одно из окон и с грохотом выбил почти все стекла в нем, после чего одним прыжком слетел вниз и скрылся среди кустов, росших вдоль центральной аллеи.

Когда события разворачиваются с такой быстротой, приходится домысливать те пробелы, что возникают между тем, что видишь и чего не успел увидеть. Все три вооруженных охранника быстро взбежали вверх по ступенькам и бросились в переднюю дверь, крича во всю силу своих легких.

Я двинулся вдоль боковой стенки дома, рассчитывая найти другое окно.

Кто-то, должен быть, все-таки догадаться, что я никак не мог бы пролезть внутрь через осколки стекла, что еще торчали в оконной раме. Он, наверное, переорал всех остальных: я услышал, что охота возобновилась. Я забрался по стене и нашел небольшой выступ снаружи под неосвещенным окном на втором этаже. Не производя большого шума, мне удалось проникнуть в здание через это окно.

Впервые за всю эту безумную ночь я ясно осознал свое положение. Мне почти ничего не было известно о внутренней планировке дома, и я ни малейшего представления не имел, где нахожусь в настоящее время. Но, по крайней мере, мне были теперь известны правила игры. Фактор неопределенности — этот марсианин, «Бог из машины» — больше не фигурировал.

А правила игры были таковы: кто бы меня ни увидел, убьет при первой же возможности. И сегодня ночью больше уже не будет рядом со мною никаких добросердечных самаритян, никаких благожелателей, которые могли бы прийти мне на помощь. Меня больше не тяготит проблема нравственного выбора. Никто уже не станет предлагать мне сверхъестественную помощь, требуя взамен мою душу или что-нибудь еще. Все, что от меня требовалось теперь — это стараться как можно дольше оставаться в живых.

А вот случайный прохожий погиб!

Спальня оказалась пустой. Вот дверь в ванную, дверь встроенного шкафа. Из-под третьей двери просачивался желтый свет. Выбора у меня не было. Я вытащил гиро и потихоньку отворил третью дверь.

Над спинкой большого кресла дернулось лицо сидевшего в нем человека, обернувшись ко мне. Я показал ему пистолет и продолжал держать его под прицелом все то время, что мне потребовалось, чтобы обойти кресло и оказаться напротив него. В комнате никого больше не было.

По лицу этому давно уже плакала бритва. Было оно мясистым, не таким уж молодым, однако достаточно правильным, если не считать огромного носа.

— Я вас знаю, — произнес этот средних лет человек, произнес довольно спокойно, учитывая обстоятельства.

— И я вас знаю.

Это был Адлер, тот самый, который впутал меня в эту кутерьму, сначала тем, что сожительствовал с женой Моррисона, а затем — убив Моррисона.

— Вы тот самый парень, которого нанял Моррисон, — сказал Адлер. — Несговорчивый частный детектив. Брюс Чизборо. Почему бы вам не остаться в стороне от всего этого?

— Не могу позволить себе такое.

— Не смогли не позволить себе такого. Хотите кофе?

— Спасибо. Вы понимаете, что произойдет, если вы закричите или отколете что-нибудь иное в таком же духе?

— Разумеется.

Он взял стакан с водой, воду вылил прямо в урну. Затем взял со стола серебренный термос и налил в свою чашечку и еще в стакан, движения его были неторопливыми и спокойными. Он не хотел заставлять меня нервничать.

Сам он, казалось, не очень-то был обеспокоен моим вторжением. Это в какой-то мере меня успокаивало, поскольку давало надежду, что он не совершит какую либо глупость. И все же… Точно такое же спокойствие просматривалось и в поведении дона Доминго, и я знал причину. И Адлер, и дон Домин-го, и любой другой, кто работал на Синка, все они безоговорочно ему верили. В какой бы переплет они бы ни попали, они были уверены, что Синк обязательно их выручит.

Я удостоверился в том, что Адлер отпил достаточно большое количество кофе и с ним ничего плохого не случилось, и только после этого прикоснулся к своему стакану. Кофе был черный, очень крепкий, приправленный приличной дозой отменного коньяка. Первый же глоток доставил мне такое удовольствие, что я слегка улыбнулся Адлеру.

Адлер улыбнулся мне в ответ. Взгляд его оставался открытым, внимательным, как будто он очень опасался оторвать от меня глаза. Как будто он ожидал, что я могу в любую минуту взорваться. А я все еще думал о том, не мог ли он незаметно подсыпать что-нибудь в мой стакан. Но ничего не мог придумать.

— Вы совершили ошибку, — сообщил я ему и отпил еще глоток кофе. — Если бы меня звали Рип- Молот или Майк-Герой, я бы, наверно, бросил все это, как только узнал бы, что вы связаны с людьми Синка. Но когда тебя зовут Брюс Чизборо-Младший, трудно себя заставить оставаться в стороне.

— А следовало бы. В этом случае вы могли бы прожить куда дольше.

Он произнес эти слова, не делая на них особого ударения. Загадочная ухмылка затаилась в уголках его глаз и рта. Он все еще ждал, что вот-вот что-то произойдет.

— Могу предложить вам вот что. Вы пишите признание, а я ухожу отсюда, никого при этом не убив. Разве это не наилучший выход?

— Разумеется. Только в чем нужно сознаться?

— В убийстве Моррисона.

— Вы сами вряд ли рассчитываете на то, что я это сделаю.

— Не без этого.

— Я намерен удивить вас.

Адлер встал, все так же неторопливо, и подошел к столу. Руки свои он держал у себя над головой,