заключение сделает, и вас отвезут. Я предварительно позвоню.
— Где его нашли?
— Об этом узнаете, но не по телефону.
— Его убили или сам умер?
— В морге разбираются. Они скажут.
— А долго ждать?
— Думаю, не больше часа…
Тонька огляделась вокруг. Ей стало страшно. Квартира показалась одной могилой на двоих. Тонька пошла к кухонному окну, открыла, села перекурить.
Ей никак не верилось в услышанное. Олег мертв! Он никогда не придет сюда, ничего не попросит и не потребует, не пригрозит… Его убили? Нет! Такого не могло случиться, у Олега не было врагов. Иначе знала бы о них. У этого хлюздика вода в жопе не держалась, обязательно рассказал бы о прикипающих. Ну а сам по себе с чего б откинулся, если не болел? Подумаешь, насморк, великое дело! А может, в столовой отравился чем-нибудь? Тогда не просидел бы на работе до девяти вечера. Ну а кто убить мог, да и за что? Он такой трусливый, даже окрика пугался. Его пальцем можно было размазать. Да и кто он, что собой представлял? Все годы паспортистом работал, лишь недавно назначили начальником паспортного стола. Ну и что? То ли дело следователи, эксперты, криминалисты! Вот люди уважаемые! А этот — просто пешка!
Сплюнула баба и тут вспомнила, что мужа у нее нет. Никакого…
«Вот непруха! Не успела распробовать, привыкнуть, уже забывать надо, отвыкать. Сорок вдовьих дней держать себя в трауре. Интересно, а он соблюдал бы траур, если б со мной что-нибудь случилось? Хрен там! Шаг в сторону, и забыл бы имя! А может, его машина сбила? Разве такое не случается? Сколько угодно!»
— Антонина! Собирайтесь и выходите. Мы сейчас выезжаем! — позвонили из милиции.
Баба оделась наспех, выскочила на улицу, когда оперативка едва повернула к дому.
Ей открыли двери, помогли залезть в машину, поздоровались тихо, и всю дорогу до самого морга никто не проронил ни слова.
Едва Антонина вместе с сотрудниками милиции вошла в морг, им навстречу вышел патологоанатом. Услышав, кого ищут, подвел их к металлическому столу, откинул простыню и спросил глухо:
— Ваш этот, что ли?
— Он же в форме, кто ж еще?
— Тут в таких мундирах привозят, Сталин от зависти из своего склепа выскочит. А начинают разбираться, волосы у нас дыбом стоят даже на коленях.
— Этот тихий! Самый спокойный в горотделе был, — сказал оперативник, бегло взглянув на лицо покойного.
Антонина, увидев лицо мужа, отпрянула в испуге. Глаза Олега остались незакрытыми, и казалось, вот-вот выскочат из орбит. Из широко разинутого рта виднелись остатки зубов, прокушенный язык запекся в черной крови. Ею заполнен весь рот. На подбородке и горле синяки — сизые, большие. И без слов патологоанатома было видно, что смерть Олега была насильственной.
— Кто же это его так отделал? — обронила слезу Тонька.
— Сыщем! Найдем! Не сойдет с рук! — читал заключение судмедэксперта следователь горотдела. Он остался поговорить с врачом и попросил всех прочих выйти.
— Я не посторонняя и хочу знать всю правду, кто и за что убил моего мужа, — заупрямилась Тонька.
— Вам все расскажут. Но пока самим нужно разобраться в причине. Хоронить его будем, наверное, из горотдела. Впрочем, это забота начальства. Вас обо всем уведомят. А теперь поезжайте домой, постарайтесь держать себя в руках. Вы еще молодая, не обремененная детьми и стариками, сумеете создать новую семью и быстро забудете нынешнее. К сожалению, сотрудников милиции все чаще стали убивать. Так что думайте в другой раз, с кем жить вместе, — вздохнул человек и, подведя бабу к машине, подсадил ее, простился со всеми, вернулся в морг.
Тонька приехала домой обессиленная. Упала в постель, все думала, почему ей в жизни не повезло? Так и не заметила, как уснула. Хотя был ли это сон?
Едва она сомкнула глаза, увидела, как в комнату открылась дверь и заглянула бабка:
— Не спишь, касатушка?
— Не до сна нынче. А как ты пришла, что я тебя не видела? Где ключ взяла?
— А на што он нынче? Я куда хошь теперь войду. И все без ключа.
— Как нашла меня?
— Свое кровное тепло завсегда сыщется. Ты ж любимицей моей была. А как ушла, ровно сгинула. Про всех запамятовала озорная девка, видать, мало тепла было в твоей душе. А знаешь, как больно, когда родная кровина душой отворотилась от дома и от родных. Все я про тебя знаю нон-че. А то ить плакала ночами, так хотелось увидать, но ты не объявлялась…
— Бабуль, отец убил бы меня!
— Бог с тобой! Он в ту зиму в лесу насмерть замерз. Едины бабы в избе пооставались. А и тебя не докликаться, не знали, где искать.
— А как ты добралась?
— Аль не разумеешь? Померла я вовсе. От всех ушла. Уж какой месяц как схоронили меня по-над рекой, на деревенском кладбище. Редко сродственники навещают, все недосуг. Но я про их едино все знаю. И про тебя…
— Бабуль, скажи, почему вот такая корявая моя судьба?
— Чего ж хочешь, коль живешь, лоб не крестя?
— Крестила! Да что толку?
— Нешто с Господом заспоришь, стоит иль нет креститься тебе? От того, глумная, нет доброй судьбы, нет доли и покою. С виду все имеешь, а загляни — как в пустой кадушке.
— Бабуль, скажи, из-за моей непутности Олег умер?
— Не-ет, Тонька! Он негоднее тебя жил. Шибко много грехов на ем. От того, чтоб не навредил боле, со свету убран злодеями. Они долго его не переживут, до единого в земле будут к концу года, сами себя поубивают за жадность. Захотят много, ан и малого не стребуется. Упокойник не хворает заботами живых. Они для нас как эхо. Оно есть, его слышишь, но в руку не возьмешь…
— Бабуль, кто убил Олега и за что?
— Ты всех убивцев его видела и знаешь каждого. Оне такие ж, как твой мужик, бандюги отпетые. Уж чего только не творили! Паспорта продавали за большие деньги, потом делили их промеж собой. Когда мало показалось, заспорил с крутыми. Те, коль один раз договорились, потом не добавляют денег, а вот зашибить насмерть — сколько хочешь. Кулаки завсегда горят у их. Тут же как состоялось? Ихний горотдел разыскивал троих ворюг. Они богатых людей грабили. И убили кой-кого. Стали искать, кто такое утворить мог, и двоих поймали. Они остальную шайку выдали. Уже на след напали. А твой подмог — новые паспорта принес. Там все чужое, кроме фотографий. Но… Закавыка вышла. Когда у последнего бандюги стали проверять паспорт, следователь чуть не рехнулся. Человека с этим именем, фамилией и отчеством он знал как самого себя. А тут еще и прописка совпала, но он умер с полгода назад. Понятное дело, что пристопорили крутого. Он сумел на волю передать, что его твой Олег подставил. Вот тут и стали следить за твоим с двух сторон — свои менты и бандюги. Он хвост поприжал, но уже поздно, засветился. Менты нашли остальных воров. Проверили их паспорта. Они оказались липовыми. Прописка подвела. А и другое не склеилось. Ну вот человек, не умеющий по-нашему одно слово сказать, вдруг русским стал. А на самом деле — грузин. Ну да ладно. Узнали, кто им «липу» сделал. И себе потребовали. Ведь забирать их в тот раз не стали. А эти крутые взяли за жабры Олега. Мол, что подсунул, козел? Откупай нас или уроем! Если б вернул деньги, все бы обошлось нынче. Но Олег с деньгами не мог расстаться. Ему дешевле помереть. Правду молвить, не верил, что его прикончат. Но у крутых другого хода не стало. Менты тоже ждать не стали б. Так и свилась цепь из бандитов, одни других пасли. Олег цельную неделю тянул, пока ему встречу не назначили, последнюю. Он и от ней хотел выкрутиться. Занятым прикидывался. А крутые уж вокруг горотдела кружили. Едва нос высунул, его за рога и в машину засунули. Привезли на пустырь к карьеру, где кирпичный завод глину берет. Потребовали деньги. Олег ответил, мол, потратил все. Его обыскали и не нашли ни копейки. Ну, тут их