нами вы с Олегом поступили — засыпали кляузами инстанции, нас измучили проверками. Думаешь, мы не поняли, чьих рук дело? А теперь к нам за помощью? Но ведь проверив и не найдя у нас ничего, обратили внимание на написавших, так всегда поступают контролирующие органы, и, видимо, что-то нашли. Начались неприятности, склоки, раздоры в семье. Того следовало ожидать, но вы не были готовы к такому виражу и пошли на хитрость. Но я не новичок, и вы оба просчитались. Я в вашу упряжку не сунусь и Лелю не пущу. Выпутывайтесь сами. Если устоите и выдержите, все у вас получится. Коли нет, пеняйте за ошибки только на себя. Понятно?

— Жень, мы не делали вам зла!

— Не лукавь, я знаю точно!

— Может, Олег напакостил, я не в курсе.

— У вас семья. Общий бизнес. Потому не верю, что не согласовали. Да и не хочу ковыряться в прошлом. Мы вышли из той ситуации. Теперь вам предстоит пережить подобное. Но это лишь сами одолевайте. Начнешь вешать свой ларек на кого-то, влетишь в настоящую беду. Ведь не все люди порядочны, и не все решает место работы твоего мужа. Многие сочтут за честь напакостить менту. Будь осторожна, это моя последняя подсказка тебе!

Евгений насторожился, прислушался и кивком указал жене на дверь:

— Сын зовет! Поторопись, мамка…

Лелька бегом бросилась к ребенку. А когда вернулась, Антонина уже ушла.

— Так ни о чем и не договорились?

— Она получила много нужных советов. Это ей сейчас важнее. О помощи говорить смешно. Я своей семье не враг. На моем месте другие вообще закрыли б перед ней двери дома, причем навсегда.

— Да, Жень, тут ты прав. Честно говоря, во многое из услышанного не поверилось. Но это на ее совести.

— Кстати, когда прибирал в доме, из твоего халата письмо выпало. От Сергея. Ты с ним переписываешься?

— Нет. Зачем? Хотела сжечь. Да забыла.

— Почему смолчала?

— А кто он такой, чтоб о его письмах говорить? Не считаю нужным. У меня свои заботы и жизнь. В них я не хочу пускать чужих людей.

— Я хотел предложить тебе назвать сына Сергеем.

— Зачем? — удивилась Лелька.

— Имя памятное, дорогое, больше любила б сына.

— Жень, не испытывай. Я буду рада любому имени, какое ты дашь сыну, но только не Сергеем. Договорились? Наш мальчонка вырастет порядочным человеком. Никому не покалечит жизнь.

— Дай Бог, чтоб так и было. Кстати, я сегодня заехал к твоему шоферу — Ивану. Он заболел, и Юлька заказывала машины. Так вот этот наш водитель удивил меня, как никто. Живет он с женой, двумя детьми и тещей в двухкомнатной квартире. Знаешь, какой метраж? Двадцать четыре метра. И кухня — шесть. Зашел я к нему в спальню, а там жуть, не протолкнуться. Теща ноги Ивану растирает денатуратом, старшая дочь горчичники ему на грудь ставит, а младшая на ушах вокруг бегает и кричит: «Эй, макаки лупоглазые! Выродки лохматые! Если не поднимете к утру мужика-богатыря на ноги, я вам всем хвосты повырываю!»

Это она из мультика по телику запомнила. В квартире ужас — не продохнуть. Едва с денатуратом и горчичниками закончили, жена Ивана камфорным маслом натерла. Тот лежит, не артачится. Я дышать не могу, глаза слезятся. А Иван кайфует. Когда еще столько внимания ему уделят, только при следующей болезни, а и болеть некогда. Семью кормить надо, так он теперь, даже в таком состоянии, всякую теплинку ловит и бережет. Ведь вот теща ноги ему натерла, тут же шерстяные носки надела. Свитер теплый натянули, все одеяла на него! Укутали как куклу. И чаем с малиной поят. Ложка за мамку, вторая — за бабку, третья и четвертая за дочек, пятая — за Юльку, дальше за ее семью, за каждого поименно, так весь стакан выпить пришлось. Взмок, а терпит, радуется, что заботятся, значит, любят и нужен он им. Всем и каждому. Сколько у нас работает, ни на что не жаловался человек. Умел как-то обходиться своими силами. Еще и Юльке, деду Николаю помогал. А вот только сегодня увидел, как сам живет. Когда здоров, вместе с женой на полу спит в одной комнате с тещей. И представляешь, мамкой ее зовет. Когда спросил, не тесновато ли ему, ответил, что привык и ему никто не мешает. Дал на лекарства жене, та до макушки покраснела, в спасибах утопила.

— Жень, Иван и сам такой. Когда мы его взяли, я назначила месяц испытательного срока. Он с этим не сталкивался никогда и спросил: «Это вы будете проверять, уж не бухаю ли я? Так у меня семья. Мне не до выпивок. И водителем работаю давно. Без дырок и замечаний все годы. Зря меня так бортанули…»

Он добрый человек. И хотя в приюте рос, душа у него отзывчивая. Ни одну кошку иль собаку не погнал от ларька. Наоборот, объедки от раков вынесет после посетителей. Я как-то спросила его, от чего жалостливый такой, знаешь, что ответил? «Сам частенько голодал. Свое помнится. Потому других жаль…»

Леля приоткрыла дверь в спальню и увидела, как Мария укачивает на руках ее малыша. Поет ему тихонько незатейливую песню и улыбается светло и чисто. Словно своего родного внука укачивает.

— Давай Машу у себя оставим, а в ларек Другого человека найдем. Трудно в ее возрасте быть бездомной. А жить постоянно в модуле не выход. По дому она хорошо помогает. Я довольна…

— Смотри сама. Решать тебе. Коль подошла, пусть остается, если она согласится с такой переменой.

Утром, едва семья проснулась, зазвонил телефон:

— Женя! Это ты? Да, я, Антонина! У меня неприятность, Олег куда-то пропал. И дома не ночевал. Я ему звонила на мобильный, он так и не ответил. А и на работе его нет. В девятом часу вчера закрыл кабинет и сказал дежурному, что уходит домой. Сам не пришел.

— Может, у бабы какой-нибудь застрял? — спросил смеясь.

— Но не до такого времени. Он никогда не опаздывал на работу. И на звонки молчит.

— Ты его друзей знаешь? Ну, тех, «крышу», крутых его кентов? Может, с ними тусуется? Бывает такое, когда мужики убегают на «капустник».

— Бывало. Он это разборкой называл и всегда предупреждал, что придет поздно. А тут ни слова, и самого нет, — дрожал Тонькин голос.

— Ты руководству его позвони. Может, они знают?

— Уже! Обещали найти… живым или мертвым…

— Что за чертовщину несешь?

— Я уже не знаю, что думать? — разревелась баба.

— Не оплакивай загодя. Успокойся и жди! — велел ей Евгений.

Вскоре он уехал на работу. Лелька помогала Марии по дому, входила в обычное русло жизни.

Не находила себе места лишь Антонина. За что бы ни взялась, все валилось у нее из рук. Даже чашку кофе, что поставила для себя на стол, опрокинула. Варить заново не хотелось, настроение хуже некуда. Она злилась на Олега.

«Куда подевался этот чумовой геморрой? Вот грыжа бухой бандерши, куда его унесло, проказу безмозглую? Если у бабы какой-нибудь его выкопают, яйцы голыми руками вырву. Коли с мужиками закирялся до одури, пиздюлей врублю отморозку! — решила баба. — Не-ет, не повезло мне с мужиком! Из голожопых попался. И в постели квелый, не джигит, согреть не умеет никого. Сам к концу еле успевает оттаять! Тьфу, козел! И за что тебя терплю, лохмоногого ишака? Уж лучше б сама дышала, чем вот так ждать!» И тут она бросилась к зазвонившему телефону.

— Антонина? Из горотдела беспокоят, старший оперуполномоченный. Нашли мы вашего мужа!

— Наконец-то! Когда он домой придет? — обрадовалась баба.

— Теперь уж никогда…

— Как это? Нашли, и не придет? Почему?

— Он мертв. Примите наши соболезнования.

— Где Олег? Я хочу его видеть! — зазвенел натянутой струной голос.

— В морге. Можете поехать сами или помочь? Подождите немного, пусть судмедэксперт свое