мы по-ихнему трекать научились. И наш академик, нынче он главный, смотрящий свалки, знаешь как собирает всех на тусовку? «Эй вы! Отморозки недоношенные, гниды портошные и лобковые, сучня подзаборная, налетчики и паскудники всех мастей! И вы, бывшая интеллигенция, черви во фраках огородных пугал, тащитесь сюда хавать!» Так что продавцов у нас как грязи в пруду — не переловить.
Ну и рассказал о той бабе. Она у нас теперь в домработницах. Присмотрись сама, — остановил машину у ворот. — Помни, эта женщина у нас проходит испытательный срок. Справится — возьмем в продавцы, а нет — пусть на себя пеняет. Загружай ее по полной программе.
Леля неслышно сняла в прихожей пальто и, войдя на кухню, увидела женщину. Та протирала полки в шкафчике и не услышала, когда вошла хозяйка.
— Здравствуйте, — сказала Лелька, у женщины от неожиданности выпала из рук тряпка. Она оглянулась, ответила тихо:
— Здравствуйте! — Смахнув прядь волос со лба, спросила: — Вы и есть Леля? Я вас примерно такой и представляла себе. Меня зовут Марией. Хозяин сюда взял, в домработницы. А когда ларек наладят, в продавцы отправит. Ну а пока тут подмогну. В доме всегда дел полно. И я не стану бездельничать, сгожусь.
Леля согласно кивнула, хотела пойти в комнату, но Мария остановила ее.
— Письмо пришло на ваше имя, потому хозяину не отдала, саму решила дождаться. — Достала из кармана измятый конверт.
Лелька прочла обратный адрес, дрогнули руки. От Сергея… Уже с Севера. Значит, все же улетел. Спрятала письмо, заслышав в коридоре шаги Евгения. Не хотела после случившегося делиться с ним новостями, поняла, что и он способен из любой мухи бегемота изобразить.
Мария быстро накрыла на- стол, сама села неслышно в уголке на кухне. Евгений взглядом спросил жену о домработнице, та лишь плечами пожала неопределенно, мол, поживем — увидим…
— Мария! — позвал Евгений женщину. — Леля пока слаба. Значит, поживете у нас. Поможете по дому. Ну и немного присмотритесь друг к другу. Леле ничего не давайте делать, врачи потребовали для нее постельный режим, это всегда не случайно…
— А ты опять уезжаешь? — вырвалось у жены.
— На часок отлучусь, — потрепал по плечу. И вскоре уехал.
— Мария, иди поешь, — спохватилась хозяйка, а сама пошла в спальню прочесть письмо.
Едва присела, зазвонил телефон — Юлька беспокоилась о Лелькином самочувствии. Рассказала, что в пивбаре полный порядок и ей волноваться не стоит. Выручку она передаст с Иваном. А вот посетители, особо новые русские, просят завести раков, мол, они к пиву идут отменно. И хотя ни Юлька, ни Иван никогда их не ели, все ж раков стоит привезти. Авось клиентов поприбавится. А купить их можно на базаре, они там всякий день…
— Леля, я на ужин все приготовила. В доме убрано. Можно пойду помоюсь? — спросила из-за двери Мария.
— Само собой. И отдохни, не изводи себя…
Когда женщина осталась одна, достала письмо.
…Лелька, родная моя, кажется, целая вечность прошла с момента нашей встречи. Как ты? Что нового в твоей жизни? Хоть изредка меня вспоминаешь? Я понимаю, что не стою того, но так хочется, чтобы ты иногда, хотя бы во сне, возвращалась в юность свою. Злишься? Не надо! Если б могла знать, сколько пережито и передумано за эти годы, давно простила бы и пожалела, но в том-то и беда, что не веришь особо мне. Я сам виноват в случившемся. Превратил собственную жизнь в сплошные мучения, и чем дальше от тебя, тем сильнее. Летит ли чайка над моей головой, всходит ли солнце, я с ними передаю привет тебе. Смеешься, скажешь, как это старомодно и скучно? Прости, может, я и назойлив, но нет другого шанса убедить тебя! Бог дал только одну жизнь, одну любовь. Я ничем не смог распорядиться верно. Может, мы еще увидимся в другой жизни, если не отвергнешь в ней меня… Сегодня ночью снова видел тебя во сне, и ты сказала, что любишь. Если б такое случилось не во сне, я отдал бы за тот миг все время жизни, какое отведено судьбой.
Лелька! Милая моя девочка! Завтра я ухожу на путину аж к Курильским островам. Мои письма будут приходить к тебе с большим опозданием или сразу по несколько. Ответь мне хоть иногда. Я не могу не писать тебе. Это уже потребностью стало. Пока живу — люблю и пишу. Когда меня не станет, не будет и писем…
Лелька спрятала конверт, задумалась и внезапно услышала:
— Чайку хотите? — Увидела Марию в дверях.
— Давай, Машенька, — согласилась мигом. — И себе налей! — вспомнила Леля, позвала за стол. Женщина села напротив. Лицо в морщинах, глаза усталые.
— Сколько лет тебе? — спросила хозяйка.
— Много! Уже сорок исполнилось. Старухой скоро буду! — Едва заметно улыбнулась: — Годы как дождь. Едва увидишь, забывать нужно, считать капли не успеешь, они что дни. Пока молоды, все вокруг красивым кажется. Да только красота умеет за горло брать, когда и не ждешь лиха. — Сделала глоток чаю.
— Мария, расскажи о себе что можно, — попросила Лелька, пытаясь отвлечь себя, забыть о Сережкином письме.
— Дочка у меня есть. Уже взрослая, красивая женщина. Как и ты, за новым русским замужем. Малыша недавно родила. Ему и полгода пока нет.
— А почему вы не вместе?
— Отказалась. Не признает. В том сама я виновата. Девочка моя хорошая. Дай ей Бог света в судьбу, — перекрестилась женщина.
— Какая хорошая, если выгнала родную мать? — возмутилась Лелька.
— Свекровь виновата, она ее с толку сбила. Та и поверила. А мужик мой оставил нас, когда дочка еще не родилась. Исчез из дома, как блудный кот. Ну а каково искать его, если живот выше носа? Да и с малым дитем из дому особо не отлучишься! Дочку надо накормить, искупать, прогулять — тут уж не до мужика. А он как сбежал, хоть бы раз копейкой помог. Ну а жить надо. Приехала ко мне из деревни бабка. Не моя, его мать, по-нашенски — свекруха! Она нам с самого начала жить не давала. Не ко двору им пришлась, приданого не имела. Вот и грызла, пока от нее в город не сбежали. А как муж ушел, она и появилась. В своей деревне не то с людьми, со всякой собакой перегавкалась. Когда она свое тряпье увозила из дома в город, люди крестились от радости, Бога благодарили, что спас село от стервы. А она к тому же ведьмой была.
Лелька, не выдержав, рассмеялась:
— Всех деревенских козлов закадрила бабка?
— Да мужиков к тому времени в деревне почти не осталось. Какие еще перхали, так совсем больные или древние. Их мужиками даже старухи не считали.
— А зачем ведьме бабья деревня?
— Затем, что колдунья средь чертей хахалей имела! Человечьи мужики ей без толку. Но в деревне не без умысла жила. У какой-нибудь девки красу отнимет, у другой — молодость, здоровье.
— Скажешь тоже! Вроде нормальная женщина, а в чепуху верила! — сморщилась Лелька.
— И я не враз! Тоже смеялась. Да на себе убедилась, когда меня за полгода старухой сделала, а сама павой ходить стала. Мужик от меня со страху ночью отскакивал. Я ему указала на его мать. Это еще в деревне было. Так она пригрозила, что отомстит мне. Но молодость не вернула. А когда переехала в город, она вроде поутихла. Я на продавца выучилась, пошла работать. Она с дочкой дома. Ну, как-то нужно своих кормить. Вот и устроилась на пекарне. На самой выпечке. Нам директор разрешал брать хлеб домой, по буханке на едока. Вот и я стала приносить своим по три каравая. Первый месяц прошел, второй, все шло нормально. Но на третий внезапный контроль грянул. Каждого, кто с хлебом шел, милиция как воров загребла. А директор только на словах разрешил хлеб брать, письменного распоряжения не имелось. Когда все на него указали, он отказался от своих слов. И все мы подумали, что начальник нас заложил, чтоб пресечь унос хлеба с работы. Но ведь мог он на словах запретить, и послушались бы, не брали б. А тут нас ворами назвали, с работы повыгоняли. Я пришла домой зареванная, а бабка радуется: «Прищемили тебе хвост? Не будешь средь мужиков хвостом крутить, а то ишь, как раздобрела!»