размытые объективом фигуры сотрудников, потеющих за мониторами в режиме Live. «Показуха, – скривился Капано. – Девять из десяти раскладывают пасьянс; один уже разложил и с умиротворенным лицом откинулся на спинку офисного стула».

Сегодня Гарри заметил, что его сотрудники находятся по отношению к начальнику вполоборота или вообще показывают свои затылки. Прячут насмешки? Прячут женское имя Софи, порхающее ночной бабочкой из уст в уста?

Капано вышел в просторный офис, напоминающий полицейский участок или обычную аудиторию в колледже, где каждый мог видеть, чем занимается его сосед.

Ответив на десяток приветствий одним жестом, Гарри щелкнул пальцами, подзывая лейтенанта Бриггса.

– Зайди ко мне.

Капано снял пиджак и повесил его на спинку кресла.

– Ты предупредил своих людей, чтобы не трепали языками?

– Одного человека, – поправил шефа Бриггс. – Он ничего не снимал и не записывал. Просто фиксировал передвижения Реймана и его контакты.

«Контакты! – скрипнул зубами Гарри и позеленел от злобы. – Электричество – это наука о контактах. Вот это меня долбануло!..»

– Что конкретно он видел? – спросил Гарри, устраиваясь в кресле.

– Раскачивающуюся машину, – Бриггс показал руками. – По его определению, у нее будто сорвали амортизаторы и она никак не могла унять ход пружин.

– Ты мне еще про силу поступательных движений расскажи!.. Шлюха, тварь! Вот она мне наставила… И с кем, бог ты мой!

– Твоя Софи – красивая женщина. Я слышал, что красавиц всегда тянет к свинячьим костюмам и кабаньим рылам. Рядовая история. Не ты первый, не ты последний. Ты же знаешь: нет такого мужчины, который хотел бы знать о женщине все. Это не я – американская писательница сказала. Интересное чтиво…

– Меня не интересуют мнения какой-то блядушки! – Взбешенный Капано хватил кулаком по столу. – Иди отсюда!

По пути на работу Гарри купил в киоске свежий выпуск «Топ Секрет». Открыл посередине и увидел рисунок к детективу Томаса Реймана «Откровение»: мастифф впился в глотку женщины. У мастиффа, показалось Гарри, были блудливые глаза, а женщина, на его взгляд, недостаточно страдала в момент нападения и здорово походила на его Софи.

«Гадина, предатель! Что ты накарябал в этот раз? Подставил собаку, гнида?!»

Гарри минут пять настраивался на чтиво. Собрав всю волю в кулак, он прочитал первую строчку, вторую… и незаметно втянулся.

«Откровение… Именно так вывела рука первое слово моего, может быть последнего письма. Что меня побудило написать его – не знаю. Но в день 29 марта 1938 года моя рука взяла лист бумаги и жалкий огрызок карандаша…

В нашем городке правосудие действует быстро и четко, без проволочек. Что меня ждет – долгое заключение, смертная казнь или… оправдание? Нет, на последнее в моем случае может рассчитывать только умалишенный человек. Поэтому я готовлюсь к самому худшему – к смерти.

Здесь – в тесной и сухой камере, где постоянно хочется пить, где мучают полчища мух, а в углу стоит бочка, распространяющая ужасающее зловоние испражнений, – мысли о смерти кажутся несбыточной мечтой. Пребывание в этом каменном мешке похоже на дикий, тягостный, нескончаемый сон.

Наш городок находится на севере Западной Австралии, недалеко от мелководной речушки Фицрой и вплотную подходит к Большой Песчаной Пустыне. Климат сухой и жаркий, ад приходится на декабрь – январь, когда песок под ногами превращается в раскаленные угли, а воздух обжигает гортань.

Печальные события, которые приключились со мной, пришлись на март. Я никогда не забуду тот день, когда мне первый раз на глаза попалась Бэкки Лоренс – вдова владельца сахарного завода Джона Лоренса – и Мартин Дрейк. От общения с обворожительной 30-летней Бэкки Мартин выглядел счастливым. Его безоблачный вид привел меня сначала в состояние удивления, потом – негодования, а дальше обратил в ненависть.

Он – пятидесятилетний, лысый, с крючковатым носом и длинной, как жердь, фигурой – нежно обнимал смущенную и порозовевшую от его знаков внимания Бэкки.

Первые мысли были, конечно, о мисс Лоренс: «Ах Бэкки, Бэкки… Что ж ты делаешь с моим сердцем! Ну посмотри ты на него внимательно, он же старше тебя почти вдвое! Зачем тебе нужна еще одна жердь к твоему забору? Он же будет только отбрасывать тень!»

Но Бэкки не слышала моего отчаянного вопля души и продолжала молча внимать блаженному Мартину Дрейку. А тот обнаглел до того, что снял шляпу, наклонился и поцеловал Бэкки в пунцовую щеку. Мое сердце чуть не выпрыгнуло из груди: какой негодяй! Мне хотелось подбежать и броситься с кулаками на эту сушеную акулу.

Мне стоило больших усилий повернуться и тихо уйти. А в груди стала закипать жажда мести. Да, мне хотелось отомстить Мартину Дрейку, возомнившему из себя невесть что. Подумать только, он открыто флиртует с первыми красавицами города! А Бэкки… Что ж, она женщина, к тому же вдова. Но глаза-то у нее должны быть! Неужели она не видит вокруг более молодых и сильных мужчин?..

По пути домой ревность все больше закипала во мне. Поначалу она тыкала в меня иголками, потом – острыми гвоздями, а напоследок всадила наискось кривую саблю. «Интересно, как давно это у них?» – мысли бегали по лезвию и отдавались во всем теле.

Ревность снова полоснула меня изнутри, раздирая живую плоть. И мне хотелось, чтобы она открылась рваной раной и вместе с кровью покинула страдающее существо моего тела. Надо что-то предпринять, чтобы их отношения не зашли слишком далеко – тогда я просто не вынесу этого. Ведь рядом с ревностью жила любовь, которая возмущалась всеми силами.