– Так вопросы не ставят.
– Может быть, – хмыкнул Блинков. – Все, парни, минутная готовность. Вспоминаем, забываем, просто молчим. Минута, – скупо улыбнулся Джеб, отмечая время. – Для рапорта представителю флотской разведки Абрамову. Советую несколько раз повторить это журчащее освежающим ручейком слово.
– «Абрамов?» – спросил Кок.
– Нет – «рапорт».
– А жаль…
Блинков передал бинокль капитану и присел на крышку моторного отсека. Традиция, русская привычка присесть на дорогу.
Джеб проверил ход ножа в ножнах, крепящихся на икре правой ноги. Перекинул «узи» через голову, чтобы тот находился за спиной и не мешал движениям в воде.
– Все. Пошли.
Семь человек разом оказались в воде – трое с одного борта, трое с другого, Весельчак – с кормы. Плыли, держа курс на сторожевой катер, строго выдерживая расстояния между парами. Легкие гидрокостюмы делали диверсантов похожими на обленившихся тюленей. Головы в черных шлемах сливались с водой, маскировались за мелкими волнами. Еле слышно и естественно журчала вода, когда пловцы выдыхали воздух в воду одновременно носом и ртом.
Они плыли к первому объекту и непрерывно анализировали ситуацию. Шел подсчет охранников, их расположение на палубе, вооружение и даже настрой. Они готовы к схватке на борту дрифтера, но не на своем катере. Заряжены на быструю реакцию и анализ во время короткого броска катера к объекту охраны.
Примерно за двадцать метров до катера команда боевых пловцов разделилась на тройки. Джеб, Кокарев и Чижик пошли к левому борту. Тимур, Клюев и Родин – к правому. Весельчаку предстояло дрейфовать позади катера так, чтобы его видели обе подгруппы. У них был свой, заранее определенный свод сигналов. Одна тройка, отделенная от другой сторожевым катером, не видела и не слышала друг друга, корректировать и направлять их действия выпало на долю Веселовского. Сейчас вся работа была подвешена на череде мгновений и абсолютно синхронных движений.
Подгруппы Джеба и Родина подошли к бортам в одно время. Едва рука командира коснулась борта, он тут же повернулся к Весельчаку. Тот поднял левую руку: «Вижу». Поднял правую, удерживаясь на ластах: «Вижу». Второй сигнал предназначался Родину. Они словно обменялись с командиром щелчками по тангенте микрофона.
Джеб тут же отметил время на светящемся циферблате. Ровно две минуты до следующего сеанса связи. А пока есть время привести дыхание в норму и чуть успокоиться. Ровно две минуты до того мгновения, когда Кок привычным движеньем снимет свои солнцезащитные очки и отправит их на дно.
Проникновение на катер автоматически пало на кормовую часть, где не было охранников. Что, несомненно, для команды «котиков» было удачей. Салон и пост управления поблескивали в ночи иллюминаторами и окнами, а те, кто находился внутри, имели прекрасный обзор на носовую палубу и боковые просветы.
Время вышло. Джеб подал короткий знак Кокареву, расшифровывающийся, однако, длинно: «Давай, демон смерти, снимай свои черные очки».
Без вздоха, без наигранного сожаления Николай освободил себя от модной роговой оправы и разжал пальцы. В следующее мгновение он вытянул руку и взялся за прорезиненный привальный брус. Повернул голову к командиру и кивнул: «Я готов».
Джеб снова повернулся к Весельчаку и поднял руку. Веселовский ответил ему и приподнял над водой обе руки. Медленно опустил их. Едва его ладони коснулись воды, Джеб коснулся бедра Кока: «Пошел!» И отчетливо представил, как с противоположного борта его продублировал Родин.
Кокарев подтянулся на привальном брусе и нашел опору для ноги на провисшей секции спасательного леера, протянувшегося вдоль борта. Пауза. Мысленный отсчет. Во время которого и Кок, и Клюев не смогли сдержать довольной улыбки: катер даже не шелохнулся, «не поймал» ни крен, ни дифферент, приняв на борт двух диверсантов. Лишь незаметно чуть ушел в воду, как в легкую волну… и остался на ее подошве, а не вышел по ложбине на гребень.
Кокарев взялся за следующую опору – ограждающий леер, и поставил ногу на привальный брус. Пауза – и оба бойца синхронным движением с двух бортов преодолели этот последний рубеж и оказались на палубе. Следующая пара повторила сложный маневр товарищей: опора для руки, потом для ноги, лягушачье движенье, следующие опоры… Копируя движения друг друга, они отползли к моторному отсеку. Последними на борт поднялись командиры троек.
Джеб едва ли не упивался тишиной, спокойной обстановкой на катере. Шестерка диверсантов поднялась на борт, не потревожив и мухи. И все же опасения, что не все пройдет гладко, не отпускали командира. Сейчас же мог сказать, что поднялись бы на борт и в тяжелых аквалангах.
Резиновые эластичные чулки, как мишленовская дождевая резина, отлично держали сцепление с чуть влажной палубой. Ветерок немного усилился, поднимая изморось. Но влага быстро испарялась на рифленых участках палубы и более скользких пайолах.
Блинков шел последним. В узких проходах между ограждением и салоном секунду назад скрылись четверо бойцов и, считай, уже вышли на носовую палубу. Джеб поторопил и себя, и Родина, ступающего по правому борту. Махнул ему рукой: «Шустрее». И Родин вплотную подошел к низкой двери поста управления.
Такая же дверь вела в салон. Слегка ослабив хватку на прорезиненной рукоятке ножа, Джеб резко распахнул дверь и мгновенно отсчитал четыре ступени. В первую очередь в глаза бросилось лобовое стекло с металлическим обрамлением, поднятым на манер стеклопакета. Голубоватый свет из салона струился по баку, где клином сходился на притупленном обводе палубы в носу рифленый участок. Он походил на парадную дорожку, вдоль которой выстроился почетный караул. Блинков видел ноги охранников, как в фильмах Джеймса Камерона, подсвечиваемые синим. И тут же произошло смешение красок: замельтешили черные тени, а через распахнутое окно донеслись невнятные шлепки.
Реакция Мурата-Эмина была молниеносной. Он схватил со стола рацию и по наитию обернулся. Какая-то неведомая сила заставила его отвести взгляд от носовой палубы, где на «парадную дорожку» упал первый охранник. Радиостанцию он держал в левой руке, правой тянул из оперативной кобуры пистолет. Джеб не