однажды довелось посидеть в кресле двухместного учебного штурмовика, и тогда он почувствовал себя приговоренным к казни: полная фиксация ног к креслу-катапульте, относительная свобода рук и головы в тяжелом шлеме; вот-вот пилот, сидящий впереди, рванет рычаг, и тело содрогнется от электрического разряда. А что вытворял летчик-ас, управляя штурмовиком, Машбиц помнил плохо, в тяжелой голове осиновым клином сидели правила пользования катапультой. И когда пилот пошел на посадку, а в представлении мичмана – на бешеную стыковку с бетонной полосой, Машбиц едва пересилил себя, чтобы не вырвать оба рычага катапульты. «Нет, не посадит!» – орали его покрасневшие от натуги глаза.
И под водой почти то же самое, но чуть мягче: «Нет, не сработает…»
Однако инъекция, которую мичман назвал «торпедой», сработала.
Он уже смутно помнил, как он перелезал через борт лодки, снимал дыхательный аппарат, маску, расстегивал «молнию» на куртке и освобождал для укола руку. Только подметил – может, в ущерб себе, – что его подопечные не были так напряжены и, казалось, не испытывали волнения. И все же он нервно подбадривал их, демонстративно потягивая носом: «В следующий раз нырнем в подгузниках».
Последнее, что он помнил, – это слова мичмана Иваненко, напарника с подстраховочного судна: «Пора бить тревогу». И его глаза, заглянувшие в самую бездну зрачков. Они надвигались подобно черной стене, пока не заслонили все вокруг: солнечный свет, край неба, борт лодки… Потом расползлись тяжелой ртутью по телу…
«Пульса нет…»
Наверное, работа сердца возобновилась сразу и вдруг, с оглушительными ударами в тяжелой голове. Глаза снова увидели свет. Который заслонило чье-то участливое лицо. Прозвучал чей-то отзывчивый голос:
– Алло, Леня! Посмотри на меня. Ты помнишь меня?
– Да… – разлепил сухие губы Машбиц. – Помню.
– Кто я?
– Ты… – Мичман все отчетливее различал черты полковника ГРУ Михаила Артемова. – Ты тот кретин, который уверял, что к нам применят безобидное средство.
– Отлично! – обрадовался Артемов, любивший емкие характеристики. – Он в здравом уме.
В отличие от Влада, который не рискнул воспользоваться спутниковым телефоном, Михаил Артемов вынужденно использовал трубку, связываясь с руководством и оперативниками из своей группы. Адаптер-усилитель спутниковой системы связи был подключен к сотовому телефону «киосера». Он не был массивным и легко умещался во внутреннем кармане пиджака, тем не менее позволял связаться с абонентом из любой точки земного шара. Из списка внесенных в память телефонных номеров полковник выбрал третий по счету, обозначенный для удобства как «3-technician», и нажал на клавишу вызова. «Техником» был старший лейтенант Александр Остапенко – радиотехник с опытом работы в 6-м управлении ГРУ (радиотехническая разведка).
Содержание телефонных разговоров Влада Артемов мог получить несколькими способами. Один из них – самый примитивный, это «грубая» прослушка непосредственно с оборудования единственного в Пионерском междугородного переговорного пункта. Другой – если Влад прибегнет к помощи спутниковой связи, в этом случае радиотехник оставался бы не у дел, поскольку информация в первую очередь «считывалась» специалистами спутниковых систем связи, находящимися в Москве. Все входящие и исходящие звонки с телефона Влада фиксировались этой спецслужбой.
Полковник Артемов отмел вариант связи Влада непосредственно из центра – это было бы большой глупостью со стороны секретного агента.
– Саня, наш друг, кажется, направляется к тебе. Жди гостя.
– О'кей, – отозвался техник. – Давно пора. – Он сидел лицом к двери, ведущей в операционный зал междугородки. Вторая дверь вела в святая святых переговорного пункта, где и находился техник, через нее он перемигивался и перешучивался с двумя миловидными девушками-операторами. В данный момент междугородка находилась на техническом перерыве, и служащие пили чай в комнате отдыха. Действия радиотехника в чем-то совпадали с мероприятиями Влада в спящей гостинице. Старший лейтенант надел наушники и проверил готовность звукозаписывающей аппаратуры.
Михаил Артемов отважился, если не сказать «дерзнул», выйти из машины в десятке метров позади своего секретного агента. Но тот даже не повернул голову на остановившуюся машину. На Артемове были солнцезащитные очки, клетчатая рубашка, светлый пиджак был расстегнут. Он вошел в продуктовый магазин, расположенный на углу Ярославской и Водников, и проследил через высокое окно за Тульчинским. Тот перешел дорогу, держа направление на здание междугородки, занимавшей первый этаж жилого дома. «Сила привычки…» – усмехнулся Михаил Васильевич. Расплатившись за банку «Балтики», Артемов вышел из магазина, на ходу вынимая трубку.
– Саня, он точно идет к тебе в руки… – Полковник занял место в машине и дал водителю команду трогаться. – Да, вот он остановился… Читает расписание, смотрит на часы. Когда кончается перерыв?
Техник тоже отметил время: 10.55 по-местному.
– Через пять минут. Он не ушел?
– Нет. Закурил. – Артемов уже смотрел через заднее стекло: машина проехала здание переговорного пункта, водитель, включив указатель поворота, сворачивал направо, в узкий переулок. – Наверняка будет ждать. Предупреждаю: если запись окажется некачественной…
– Все будет путем, Михал Васильич, – заверил шефа Остапенко. – Лишь бы звонок был по делу. Я уже третью смену тут торчу.
Техник стрельнул глазами в начальницу переговорного пункта. У него было время отметить, что, по всей видимости, незамужняя шефиня междугородки малость ревновала его, парня без комплексов, к своим молоденьким подчиненным. Слегка за тридцать, типичная фам-фаталь, наводнившая помещения пункта связи приторным ароматом давно ставшего провинциальным «Опиума». Она лишь раз улыбнулась, сделав попытку то ли слегка пофлиртовать, то отпустить симпатичному парню комплимент, то ли еще что-то. Но вышло это у нее немного неуклюже. Она как-то не к месту спросила, прихлебывая горячий чай:
– У вас есть недостатки?
– О да! – живо отозвался техник. – Целых два: жадность и потливость.
Начальница едва не поперхнулась печеньем.
Нажав на клавишу отбоя, Остапенко еще раз предупредил служащих междугородки:
– Клиент на месте. Ждет за дверью. Меня здесь нет. Ведите себя естественно. По «звонку» не открывайтесь, задержитесь на пару минут. Как всегда, – добавил он. И поймал не просто косой, а «окосевший» взгляд «роковой женщины».
В этой междугородке уже год как ввели новые правила расчета: клиент оставляет как бы залог и идет звонить. Тульчинский не сразу сообразил, какой задаток с него требуют.
– Из приблизительного расчета времени разговора, – пояснила чем-то недовольная женщина. – Пять, десять минут. Когда деньги «кончатся», вас рассоединят. – Она указала на листок бумаги, который был прикреплен к стеклу стойки скотчем. – В Таджикистан и Грузию звонки дороже – восемнадцать рублей за минуту.
– Я буду звонить в Москву. – Влад просунул в окошко сторублевку, получил номерок и словесное пояснение:
– Третья кабина.
– Через «восьмерку»? – решил уточнить Влад. Раньше здесь все было по-другому: пишешь на листке номер телефона, название населенного пункта, время в минутах и ждешь приглашения оператора.
– В кабинке висит инструкция, там все написано.
Тульчинский в недоумении посмотрел на женщину: она дает номерок с огромной цифрой – не меньше буквы в верхнем ряду «Ш Б М Н К» в кабинете окулиста – да еще называет ее. И тут же советует читать наверняка мелкие буковки инструкции. Странная особа.
Сторублевка отправилась в лоток кассы. Начальница что-то набрала на клавиатуре компьютера и уступила место подчиненной, вошедшей в зал со стаканом недопитого чая.
«Бардак»! – чертыхнулся Влад, направляясь к кабинке.
Наверное, этого стоило ожидать: на кабинках отсутствовали номера. Откуда считать, справа налево или слева направо?
