— Короче! — сказал мастер Толя. — Еще чего-то такое будет, на ковер к Светлову все четверо пойдете, ясно? Заняться больше нечем, что ли? А сейчас умойтесь и домой!

Квас резко вытряхнул в ведро из сумки остатки обеденной банки. Слон невозмутимо курил. Тима поставил банкетку и сел на нее, массируя косточку. Костик пошел умываться. Рабочий день закончился.

В набитую моделями комнатку Слона в ближайшую же субботу набилась вся взрослая часть бригады. Пришли все, кого касались все эти мутные разговоры. Были тут Роммель, Квас, Сергей, Аякс, Башня, Бабс, Боксер. Из более молодых присутствовали три самых одиозных и пафосных бойца — Повар, Морковка и Сова. Разговор был неприятный, то и дело приходилось разряжать обстановку. Было и такое — чуть не сцепились Боксер со Слоном. Из-за того, что Боксер что-то пробурчал насчет того, что Слон-де возник, чтобы развалить бригаду. Стычке не дали разгореться, потому что схватка двух таких массивных товарищей привела бы к потерям среди личного состава бригады, да и вся бронетанковая техника Слона тоже бы перестала существовать. Конфликт общими усилиями замяли, но Слон долго еще орал, что он, типа, не разваливает бригаду, а спасает и все такое. Порядок навел Квас, прямо предложив огласить Слону все то, что он на-гора выдал в заводской раздевалке.

Тяжко вздохнув (типа, сколько же можно одно и то же повторять, тишкина мать!), Слон повторил в мертвой тишине все свои аргументы и предложил всем, кто не согласен, вот тут, на этом месте ответить ему. Ответа не было. Все переваривали услышанное. Но вид у всех был убитый. Слон тут же перешел в наступление, пафосно заявив — да вы, типа, что, упали — я же не говорю, все! Бригада останется. Мы все будем вместе. Борьба продолжается! И еще куча всяких поднимающих настроение лозунгов. Даже для упертых сторонников террора у него нашлось доброе слово — мол, в Союзе возможности пошире. Можно аккуратно и без шума замутить чего-нибудь и посерьезней — не только же кулаками махать! В конце концов все согласились — да, стоять на месте нельзя. Да, подросла смена.

С этим разобрались. Со всем согласились. В комнате и так уже дышать нечем было, когда раскрыли пошире окна и закурили еще по одной. Теперь пошли чисто организационные вопросы. Морковка, Сова и Штурм с Упырем, а также Ржевский со своей командой — вот новый костяк бригады. Уже тринадцать человек. У молодой бригады даже будет свой Гитлерюгенд — совсем уж зеленые скинчики, знакомые Штурма. Значит, уже и третье поколение подрастает. Командовать будет Повар. Он, во-первых, по возрасту нечто среднее, во-вторых, хорошо себя в деле зарекомендовал, пользуется авторитетом, всяким порокам не подвержен, инициативен, не амбициозен, не болтлив, не заносчив, легко сходится с людьми, да и со старшими давно дружит — значит и дальше будет тесное взаимодействие поколений. Кандидатура Повара возражений не вызвала.

«Российский Национал-Социалистический Союз», в общем, тоже не вызвал нареканий — партия откровенно националистической ориентации, с восьмилетним стажем, вызывающая обильное слюноотделение и ненависть тех самых СМИ брехливых телевизионщиков, которых друзья ненавидели органически. Эта партия стояла несколько особняком от остальных, это было что-то вроде ордена, и равных ей по одиозности в глазах врагов, сплоченности и многочисленности не было среди прочих. Роммель, Квас, Боксер, Серега решились вступать в Союз окончательно, Бабе и Башня сказали, что подумают. Все-таки они всегда были известны как слишком уж самостоятельные деятели и дисциплине подчинялись до известных пределов. Но и они наверняка вступят — просто уже все привыкли и в пир, и в мир идти вместе.

Когда со всем этим разобрались и наметили план дальнейших действий, у всех точно камень с души свалился. Ведь каждый слышал эти полунамеки-полудогадки, и каждый как-то подсознательно боялся худшего. Крепкая почва, затвердевшая за все эти годы до железобетона, на короткое время задрожала и скользнула под их ногами. Но теперь все — они опять будут вместе, и борьба продолжится.

Однажды Квас заявился домой с завода уж слишком в приподнятом настроении. В этот понедельник он получил зарплату, и они со Слоном недурно проехались по пивку. По квартире, врываясь через открытую балконную дверь, носился сквознячок, нежно пошевеливал белоснежный тюль. Квас разделся, икнул и двинулся на кухню — мыть банки из-под рабочего обеда. На всю квартиру разносилось его громкое пение:

Это они со Слоном сочиняли всякие вирши, упиваясь принадлежностью к рабочему классу. Получалось так, средне, но распевали все это с удовольствием.

Квас отметил, что ни матери, ни кошки дома не было, и получалось, что опять Лиску потащили к ветеринару. Причины были. Ведь проблемы с ухом не закончились, и тут вдруг резко пошло на обострение. Мать, как обычно, все откладывала и откладывала в долгий ящик — наверно, ей легче было каждый день чистить кошке ухо, успокаивая себя, что она, мол, лечит ее, что рано или поздно ей станет лучше. И однажды Квас взбунтовался. Тогда просто ему стало ясно, что все плохо — видно было, что опухоль выросла. Он сказал тогда — мол, мам, хватит. Ты что, не видишь, что все хреново? Смотри ситуации прямо в глаза — само это не пройдет. Если ты, типа, сама не повезешь ее, то в субботу — я буду не я, но я ее сам повезу! Я сказал. Подействовало — мать поволокла кошку к ветеринару.

И вот, когда Квас вытирал банку, они приехали. Квас с полотенцем на плече вышел в прихожую.

— Привет!

— Привет… Ты с работы давно пришел?

— Да вот только что… Ну что, как там?

— Сейчас скажу… Ну, в общем, ничего хорошего… — мать разделась и выпустила кошку из большой дорожной сумки. — Мить, по-моему, она там пописала, иди протри сумку. Сейчас все расскажу…

Квас вернулся в кухню — и мать уже сидела там, смотря какие-то свои записи в тетрадке.

— Ну, — Квас уселся на стул. — Давай рассказывай…

— В общем, все плохо. Ты был прав. У нее что-то вроде рака. И дальше будет только хуже. Я не представляю себе, что мы будем делать…

— И что, все? Ну, а может, операцию как-нибудь…

— Я говорила об этом…

— Ну? — с надеждой перебил Квас.

— Хирург сказал, что это у кошек место такое, что вырезать-то можно, но потом кровь нельзя будет остановить. Это слишком близко к мозгу.

— Ну и что? А ты хочешь, чтобы она тут на наших глазах мучилась? Мази да порошки ни хрена не помогут! Тут либо-либо, понимаешь? Так она умрет точно. У нас есть шанс. Если да, то да, если нет, то пусть она умрет под наркозом, чем так, медленно. Ты же сама понимаешь, что такое рак…

Мать не согласилась. Пока, в общем, правильно — есть, мол, еще один ветеринар, надо свозить и к нему-что там он скажет. Может, все еще не так плохо. Может, это хирург говорит насчет операции, ведь ему с нее деньги пойдут. Может, и операции никакой не нужно. Может, вообще какой-нибудь авитоминоз. Все уже привыкли к Лиске, просто как к члену семьи, а Квас и кошка вообще понимали друг друга с полуслова,