Ржевский фыркнул.

Квас надел перчатки, вынул откуда-то из одежды припрятанный нож, запакованный в пакетик, и положил его к остальному инструменту.

— Стерильно? — спросили его.

— Базаришь?! Ну, все, — сказал Квас, закуривая. -

Темнеть только-только начало. Сколько там время?.. Точные они у тебя? Ну, еще полчаса… Закуривайте, минут через двадцать пойдем…

Ржевский извлек оттуда же, из-за мусоропровода целлофановый пакет, аккуратно достал бутылку какого-то дешевого пойла и восемь стаканчиков.

— Во, для маскировки! Типа, сидим здесь, бухаем…

Минуты в молчании тянулись тоскливо, долго. Окурки кидали в распахнутое хайло мусоропровода. Все были угрюмы, каждый обдумывал что-то свое, дорогое, щемящее, чем делиться ни с кем не хотел.

— Боитесь? — спросил Квас, выливая треть бутылки на пол.

— Не… Нет… Ни хуя…. Не-а… — ответили в разнобой.

— Ну и правильно — чего бояться, все пучком. Ладно, время — пошли.

Оставив бутылку и стаканчики, тихо вышли из подъезда восемь человек. На улице уже клубился полумрак, и до общей встречи осталось девять минут. Все знали, как идти, и Квас уверенно вывел своих к месту общего сбора. Все уже были там, сидели по подъездам. Роммель стоял под козырьком одного из них с тремя командирами. С ним было два волосатика в удотском — художники. Квас подошел, и они молча перездоровались.

— А чего тут так ссаньем пахнет?

— Да косые сюда ссать всю дорогу бегают. Мы пока тут стояли, две тетки возмущались — типа, косые им весь двор зассали.

— Суки…

— Разведка говорит, там два каких-то бычка в тачке сидят.

— Может, мусора в штатском?

— Я знаю, что ли? Хрен их знает… Подождем.

— Подождем-то подождем, но хрен ли тут долго отсвечивать, еще какая-нибудь сволочь в ментовку стукнет!

— Квас, успокойся. Сейчас разведка придет — посмотрим.

Разведка появилась — и Квас ее сразу узнал.

— Ба-а! Да это ж знакомые мне лица! Ксю-ю-юша! Какими судьбами!

— О, привет! Живой!

— Косых порежем мы — и я у ваших ног! Ты с кем?

— Ни с кем… Сейчас расскажу и домой поеду…

— Ну, нет, домой ты, конечно, сейчас никуда не поедешь… Ладно, давай, чего там?

— Ну, я, значит, пришла туда…

— Короче! — резко сказал Роммель и выругался тихо. — Не с подружкой про дискотеку треплешься! Быки в машине? Сколько косых? Чего делают?

— Парни в машине побазарили о чем-то с косыми и уехали… Их точно не знаю сколько… Они сейчас товар пакуют. Три грузовика подъехало.

— Каких еще грузовика — «газельки», «бычки»?

— Ну, я не знаю… Такие вот… — Ксюша помахала руками, изображая форму кабин.

— «Газельки»… Конечно, барахло пакуют… — подсказал Квас, деловито натягивая тесные старые перчатки и резко шевеля пальцами.

— А водилы русские или нет?

— Один черный, а остальных не видела.

— Ну все, прекрасно… — Роммель тоже стал натягивать перчатки. — Вы идите на место (художникам), рисуйте и сваливайте — сейчас начнется. Мужики, давайте своих из подъездов.

Командиры разошлись. Квасовская армия сидела в подъезде с воинством Слона, поэтому он остался и повернулся к девушке.

— Слушай, Ксюша! — Квас положил руку в перчатке ей на плечо. — Ты мне нужна сегодня как женщина… Шутка! Короче, сейчас выйдешь из двора прямо, пройдешь мимо школы, дальше следующий двор, там такой колодец с клумбой посередине, его пройдешь через арку, от клумбы налево, там еще в арке написано «фанов конской масти будем рвать на части», выйдешь на улицу, пойдешь направо, дойдешь до двух павильончиков — «Цветы» синим и «Аудио-Видео» красным. Тут же остановка автобуса, там будешь меня ждать. Договорились? Запомнила?

Ксюша помялась.

— Да чего тут помнить? — возмутился Квас. — Прямо до клумбы, налево через арку и направо. Все! Ексель-моксель! — Квас посмотрел на ее ножки. — Еще хорошо, что каблучки не надела. Придется пробежаться. Все, наши уже выходят, давай!

Он нежно подтолкнул Ксюшу. Она легкой изящной трусцой побежала. Обернулась. Квас послал ей воздушный поцелуй.

Бригада скучковалась во все сильнее темнеющем дворе. С одной стороны дома должны были первыми броситься три группы во главе с Роммелем, с другой — четырнадцать человек Кваса и Слона. Все уже было определено заранее. Квас и Слон вывели своих на исходную позицию у угла дома. По дороге Ржевский передал Квасу его нож, который был немедленно изготовлен к бою. Квас прокрался вперед и, прячась за кустами, стал ждать, когда же Роммель начнет. Его бригада вжалась в черную мелкими плиточками стену дома, некоторые присели на корточки. Азиаты, ничего не подозревая, копошились, упаковывая оставшийся товар. То и дело они перекликались на чуждом и бесившем Кваса языке, смеялись. В свете фар белели всюду брошенные картонные коробки, которые, по-видимому, никто и не собирался убирать.

Момент Квас все равно прозевал — бригада с той стороны дома ворвалась на пустырь и только по воплям азиатов и типичному шуму погрома Квас понял, что потеха началась.

— За мной! — И он рванулся вперед. Все внимание врагов было обращено на бесчинства Роммеля, и их команда врезалась в азиатов, как нож в масло.

Первого азиата Квас сшиб с разбегу, перескочив через тюк с барахлом. Врезав ему пыром в живот, отчего начавший приподниматься азиат хрюкнул и ссунулся на землю, Квас набросился на орущую подругу азиата, выронившую на землю пухлую барсетку и калькулятор. Сбоку налетел Ржевский и колющим ударом ткнул ей в живот арматуриной, а потом резко — по черепу, р-раз! Квас ловко присел, подхватил барсетку, и, опершись рукой о землю, подсек ее ноги. Азиатка навзничь хлопнулась на землю, и Ржевский еще несколько раз ударил ее арматуриной по голове. Вокруг неистовствовал, рвал и метал погром. Как это всегда бывает, внезапное нападение, град болезненных ударов, вопли и бестолковщина полностью сковали волю жертвы, в темени сгущающихся сумерек азиатам казалось, что врагам нет числа. Кто не лег, бросился удирать, вопя и стеная…

Пока Квас, Ржевский и Слон метелили толстого азиата, лежавшего ничком и прикрывшего собой толстую пачку денег, рядом стояла азиатка и заламывала руки, и ее почему-то никто не трогал. Наконец, Слону осточертели ее вопли, и он саданул ее заточкой в бок. Она как-то скорчилась, и Слон пинком ноги опрокинул ее на землю. Квас, поняв, что деньги у вьетнамца не выцарапать, тоже раза три ударил его ножом, целя под лопатку и по почкам, сказав при этом:

— Подыхай на своих бабках, гнида!

— Хайль Гитлер! Россия для Русских! — заорал кто-то.

— Смерть черножопым! — откликнулись рядом. Кавказец у машины уже полег, и звенели разбиваемые арматуринами стекла.

Один азиат, по хитрости душевной, видимо, прикинувшись отключенным, вдруг загребая руками и ногами, кинулся наутек. Квас пнул его ногой, но промахнулся, и вовремя вынырнувший из темноты Серега отмахнул ему по голове обрезком трубы. Азиат дернулся и ткнулся носом в землю.

— Хайль Гитлер! — заорал где-то слева Роммель. — Атас! Уходим!

Все бросились обратно. Окровавленная визжащая азиатка вцепилась намертво в какого-то молодого