— А как же, т-товарищ? — влез Роммель. — Скин должен быть идеалом мужчины! Это пусть у модной молодежи через наркоту все не стоит, а у скина все должно работать, понятно? А ты на него так и не написал заявление?

— Я же говорил, что нет! А на хрен надо?

— А у меня была мыслишка на бабосы его поставить, тогда бы с журналом проблем бы не было.

— Чего, с дуба рухнул?! Русский мужик, на фига его на бабки ставить?! А если деньги позарез нужны, то Москва — город, набитый деньгами, и они у тех, у кого эти бабки отобрать — вполне праведное дело… Да он и

не виноват вовсе… — Квас поднял пакеты и отложил в сторонку — на травку. — А чего тут?

— Да сок, фруктов там, всего по децилу…

— Спасибо. Пивко-то как, холодное?

— Базаришь?!

— А машинку привезли?

— У, блин, забыли!

— Ну ладно, хрен с ней… Ну что, ты-т-товарищи? По пивку? Инна, посидишь с нами?

Инна сказала, что спасибо, но ей уже пора.

— Жалко. Я провожу тебя. Подождите мужики, ладно?

Они пошли к калитке.

— Инн, а чего ты? — слегка встревоженно спросил Квас. — Посидели бы щас… Инн, ты не обиделась?

— Да нет, просто к тебе друзья приехали, чего я тут буду — при мне не поговорите толком…

Квас сплюнул — такая робость для нее необычна. Он чувствовал подвох. Некоторое время они шли молча и так, молча дошли до калитки. Квас думал, чтобы такое пафосное сказать на прощание.

— Ладно, Мить, побежала я, ты когда выйдешь?

— Да к выходным уж должны отпустить… — подыграл Квас, и они прыснули…

— Я позвоню тебе. Нет, Мить, ты ничего не думай, ну просто сам понимаешь…

— Все хорошо?

— Все замечательно!

— Инна, я люблю тебя!

— Я тебя тоже.

Они поцеловались, и Квас, развернувшись, пошел к своим.

— Мить?

Квас обернулся.

— Без обид?

Квас послал ей воздушный поцелуй и помахал рукой. Чуть погодя.

— Солнышко? Инна обернулась.

— Без обид?

Она послала ему воздушный поцелуй. Они улыбнулись друг другу, и Квас пошел к своим, доставая по пути оба нетронутых апельсина.

Он пришел к своим. Друзья его, наоборот, не особенно переживали, что Инна уехала. Некоторые разговоры не предназначались для ее ушей. Скрывшись за кустами, скины расположились на травке.

— Двинь тазом! — пихнул Квас Серегу, садясь в кружок друзей.

— Да пошел ты! — отмахнулся Серега, подвинувшись. — Во, внедряется!

В траве маняще лежали запотевшие от холода бутылки «Клинского» — любимого пива бригады.

— О-о!! — Квас потер руки. — Пейти пиво с плюшками…!

— Ну что, Квас! — поднял бутылку Серега. — Выздоравливай скорее. Хох дайне либе!

Остальные подхватили:

— Хох дайне либе, хох дайне либе, Драль маль хох! Либер — хох! Либер — хох! Либер — хох, хох, хох!

Пиво пошло в дело.

— Ну, давайте, как дела? Чем живет страна? Как журнал?

— Нормально — почти сверстали. Без тебя, конечно, помучались с этим, но ничего… Ты статью-то написал?

— Да почти… В больнице делать-то не хрена!

— Квас, статью свою прочитай, — своим обычным быстрым голосом попросил Боксер.

— Сейчас?

— А она при тебе?

— При мне, я как сердцем чуял, что вы раньше припретесь, чем Инна уйдет.

— Читай.

— Ну, тут сначала спорно, я еще буду переделывать, а вот конец вроде пафосно получился. Слушайте:

«…Каквидим, 'демократия' повсеместнолишает обществонадматериальныхстимуловдляобъединения, иобществопревращаетсявджунгли. Знаятягулюдейк объединению, 'демократия' поощряетвсевидыобъединениялюдей, зачастуюявнобольных — вродеассоциацииголубыхилесбиянок, нотутжерьянообрушивается наединственноздоровыеобъединения — национальные. ВРоссиижесейчаспоощряютсяинациональныеобъе-денения — любые, кромерусских. Авообщевсячески пропагандируетсягнилойиндивидуализм — 'твоипроблемы — этотвоипроблемы, проваливай!' Сколькораз меняспрашивали 'продуктыновогомышления' — мол, чтотыдонегровдокопался, тебеличноониженичего несделали? Имнепонять, чтозалюбуюрусскуюеще неоперившуюсядевочку, которуюэтиобезьянысажают нанаркотики, уменяболитсердце, какеслибыона быламоейдочерьюилисестрой!

Именнопри 'демократии' становятсяпопулярными такиемерзостивроде — 'обманиты — илиобманут тебя', 'ктосмел, тотисъел' итомуподобное. Конечно же, втакоймутнойжиже 'молодойроссийскойдемократии' самымловкимоказываетсяжидилицунареф. Именноэтимимерзостямисобственногосочинения 'демократы' иоправдываютсвоиподлости, придавая своемукартавомуголоскуещеиинтонациюсожаления — я-то, мол, хорошийидобрый, новокругменяодни звери… Асволками, знаетели, жить, по-волчьи, сами знаете, чтоделать! Белымжелюдям, сихгенетическойтягойкчестностиипорядку, приходитсятуго. Разве можетбытьздоровымобщество, гдевороватостьименуется 'предприимчивостью', лживостьипредательство — 'гибкостью' игдечестныелюдипостепенновымирают, какмамонты? 'Демократическое' общество» такимобразомпоражаетсясамымигнуснымипороками, которыестарательнопреподносятсякакнормальныеявления. Еслижедемократыипытаютсясчем- то бороться, например, снаркоманией, тоитутонилгут, ибоониборютсясоследствиями, апричиныоставляютнетронутыми. Этоестественно, ведьпричина — они сами. Аксиома — РАДИКАЛЬНЫЕПРОБЛЕМЫТРЕБУЮТ РАДИКАЛЬНОГОРЕШЕНИЯ…»

«…Нуиопятьстарый, какмир, вопрос — ктожеявляетсясамымиярымипоклонникамидемократии? Итакой жестарыйответ — жиды. Ониосознают, чтогдепорядок исила, тамимнесветит. Авотгдеразрухаихаосв — умах, иливсердцах, иливэкономике, тамдлянихрай. Иименнопоэтомуонипростоизнежеланиятерятькормушкиисвоитеплыенорыбудутгадитьтойнации, чьим гостеприимствомонизлоупотребляют. Онибудутопошлятьпрошлоеинастоящееэтойнации, онибудутпроникатьвСМИ, чтобывсесобытиялюдивиделиихжидовскимиглазами, онибудутзатыкатьртыизачеркиватьвсе, чтомешаетимпревратитьнациювжвачноестадо. Аксиома: Демократия — выдумкажидов, чтобыспомощью абстрактныхилиоткровенноублюдочныхидеаловпогрузитьБелыенародывпучинурасовойиморальнойдеградаци и, привитьимнизменные, недочеловеческиеценности, разобщитьихнациональноеединство, асамим питатьсяихтрудами, оставаясьтакойжеобъединенной бандой, какидветысячилетназад.