— Такая погода, а ты в больнице, не обидно?
— У, еще как! Ну, ничего, скоро все мое будет — на этой неделе выписывают!
— Правда? — Инна слегка отодвинулась. — Да, ты выглядишь лучше, чем в тот раз.
— Ну, так еще бы, на здешних харчах-то…
В Квасе разом поднималось все что можно.
— Инна, — он придвинулся к ней. — Спасибо, правда!
— За что?
— Ну как, это… — Квас помялся. — Типа, помнишь же, как у нас все начиналось? Я, честно, и не думал, что ты придешь. А ты, видишь, не забыла…
— Чего это тебя вдруг потянуло? Я у тебя уже пятый раз…
— А может, мне хочется тебе в жилетку поплакаться? Я же так всегда скучаю по тебе…
Они поцеловались.
— Я же тогда так перепугалась, ты не поверишь! Я звоню — мне отец твой говорит, он, мол, в больнице. Я — что такое?! Он подрался и попал под машину. Я просто в шоке была!
— А, отец у меня молодец! — гордо сказал Квас. — Любит чего-нибудь по телефону ляпнуть, а потом у людей крыша едет!
— Я тогда — когда это случилось? Что с ним, серьезно ли? В какой больнице лежит? И в первую же субботу поехала. — Инна обняла его. — Мне потом так хреново было… Так тебя жалко было… А ты помнишь, как я приезжала?
— Конечно, — Квас курил, глядя себе под ноги. — Это было, когда я тебя увидел… Ну, я не могу сказать, когда я понял, что ты приехала, это просто пиздец. Это прям, знаешь, у меня тогда сил прибавилось… А все-таки, почему ты приехала тогда?
— На комплимент набиваешься? Ну хорошо — я же уже до твоей этой дебильной драки говорила — ты для меня уже не приключение. Я думала над этим раньше, но когда ты в больницу загремел… А потом когда я тебя увидела здесь, я поняла — я тебя люблю, Митька.
Квас резко перешел в наступление.
— Тихо, тихо, что ты? Пойдем лучше в сквер спустимся, а то ходят тут всякие… — Вторая ее рука путешествовала под его футболкой.
Квас отвалился от нее, отдуваясь.
— Инна, ты… Я… Я всегда говорил тебе, помнишь — Инна, ты — прелесть!
— Помню, помню. Можно вам в сквер сходить погулять?
— Да я… — Квас весь надулся, как аэростат. — Да я им тут всю больницу разнесу на хрен, если мне в сквер не дадут выйти!
— Ну пошли…
Они спустились вниз на лифте и под ручку прошлись по залитой солнцем маленькой аллейке сквера. Даже загаженные городской пылью листья деревьев светились глубоким изумрудным тоном.
— Ну вон, пошли, вроде неплохая лавка! Лавочка, какая-то родная и теплая, как все неновые деревянные вещи, притулилась за пышным пучком кустов. Но Квас отметил про себя, что с лавочки видна вся аллея и своих, если они придут, он не проморгает. Для начала он достал спрятанный сложенный лист бумаги и показал Инне.
— Во. Это я для тебя вчера рисовал!
На листе была довольно толково нарисована черной ручкой сценка в обычном романтическом стиле Кваса, если он рисовал на подарок — здоровенный скинхед при полном параде и миниатюрная девушка с развевающимися волосами идут в обнимку, и в белых облачках, вроде как в комиксах, были отражены их мысли.
— А чего тут по-немецки написано?
— А чтоб красиво и непонятно было…
— И чего же тут написано?
— Ну, короче, скин думает о девушке — мол, люблю ее, как Родину, а она думает — типа, он настоящий рыцарь!
— Спасибо, солнышко…
— Тихо! — прервал ее Квас. — Вот оно, вот оно, на хую намотано… Полюбуйся! Правда, красиво?
Инна, затянувшись сигаретой, проследила за рукой Кваса. По аллее сквера, мерно попирая горячий асфальт начищенными высокими берцами, под взглядами встречных и обгоняемых ими людей, быстро шла группа из пяти парней. Выделялся шедший последним массивный здоровяк в черном, его коротко остриженная щетина на черепе золотилась на солнце. Они тащили три явно не пустых пакета.
— Твоя, что ли, гвардия? — спросила Инна, выпуская дым.
— Ну да! — с гордостью за воинственный вид друзей ответил Квас. — Пришли, типа, соратника проведать!
Четверых ты знаешь, помнишь, на даче тогда? Передний с челочкой — Роммель, за ним с пакетом — Серега, прикуривает Боксер, и пончик ходячий в подтяжках — Бабс. А этого качка в черном я первый раз вижу.
Квас свистнул. Ребята заметили его и направились к лавке. Квас поднялся со скамейки и шагнул им навстречу. Резко вскинулись вверх пять правых рук, и отвечая друзьям, Квас с удовольствием сделал отмашку. Бездельничая в больнице, он стосковался по этому жесту и сейчас выполнил его не чуть небрежно, как обычно, а картинно четко.
— Слава России! — раздельно произнес Квас.
— Слава России! — ответили ему пять голосов. Они сошлись и пошли рукопожатия.
— Здорово, мужики!
— Привет! Как сам? — сказал Серега, деловито опуская на травку пакет. Там соблазнительно звякнули бутылки. Все вразнобой поздоровались с Инной.
— Здравствуй, т-товарищ! — пафосно сказал Ром-мель. — Вон ты где отвисаешь!
— А мы думали, — начал в своей обычной манере Серега. — Квас там лежит весь забинтованный, страдает, понимаешь, на колясочке его катают, утку под него сестричка красивая подсовывает, а он тут, п- понимаешь, развлекается!
— Да вы симулянт, т-товарищ! — так же пафосно продолжил Роммель. — Мы, понимаешь, там за нацию сражаемся, а он тут устроился… Познакомься, Квас, — уже своим обычным голосом продолжил Роммель. — Наш новый соратник.
Роммель указал на здоровяка
— Квас.
— Пряничный Слон.
— Очень приятно. Ну Слон — это еще понятно, а почему Пряничный?
— А я пряники обожаю.
— У-у, коллега! Я тоже. А тебе какие больше нравятся?
— Тульские.
— Аналогично. Ты уже с Роммелем работал?
— Слон — пафосный боец! — ответил Боксер. — Сейчас расскажем. Пойдем на травку, пивка попьем. Смотри, мы тут тебе принесли кой-чего.
— Блин, уж не знаю, куда все это пихать. Завтра еще мать приедет, тоже привезет хавки всякой. Опять вчера мужик приезжал, который меня сбил, тоже привез гостинцев всяких. Инна сегодня фруктов всяких привезла, мне прям в палате стыдно — у нас к двоим вообще никто не приходит…
— А ты б поделился…
— Я делюсь, но блин, у людей тоже гордость… О, мужики, у меня идея — пошли ко мне, фруктов поедим!
— Да ладно, Квас, кушай сам! У тебя после аварии-то стоит?
— Стоит, а как же?
— А действует?
— Да не знаю я, еще не проверял… Отвали, Серега! Тебя-то это чего так волнует?
