больше, и Квас бестолково заметался. Кто-то вцепился в него сзади, но Квас отмахнул назад локтем, вырвался, и тут же налетел на дюжего мужика с двумя сумками. Тут его и накрыли остальные. Он пытался защищаться, но — тщетно. Когда на вопли сердобольных бабулек, продающих сигареты, появилась из метро милиция, Квасу уже неплохо накидали. Менты приняли одного бычка, а Кваса, медленно поднявшегося с земли под сочувственные комментарии бабулек, проводили до турникетов. От медпункта и писания заявления Квас отказался, только зашел в ментовский туалет и стал там останавливать кровь. Все-таки он перед бегством успел заметить, что первый бык в погоне участия не принимал, а сидел на асфальте, держась за ногу и задрав лицо, над которым склонилась какая-то девочка. Кровь была и у принятого ментами, то ли это был тот, по которому Квас отмахнул локтем, то ли он его просто случайно достал, когда пытался отмахиваться.

Когда Квас добрался домой, мать, посмотрев на него, устроила форменный скандал. Зеркала в ментовском сортире не было, и только дома он увидел, в каком виде ехал в метро. Кровь запеклась под носом и в уголках губ, левая бровь была рассечена и набрякла, и вниз по щеке шла раздваивающаяся на скуле бордовая полоска засохшей крови. Вид для метро, конечно, страшный, но ничего — до свадьбы все заживет. Квас выругался, тщательно умылся и смазал раны йодом. Потом он стал размышлять, стоит ли устраивать акцию возмездия. Ясно, что ходит он там часто, и они там сидят тоже часто. Так что они еще встретятся. Они местные, их знают, так что найти их всегда будет можно. В принципе, он не уронил достоинства скинхеда и принял неравный бой. И честь свою он тоже защитил. Так что если эти уроды не полезут еще раз, конфликт можно считать исчерпанным, ну а если полезут…

На этом беды закончились. Но тут случилась катастрофа — убили Молодого.

До Нового года оставалась тогда неделя с небольшим гаком. И компания рассматривала Новый год как разминку перед празднованием 30 января. Решили, что зависать у кого-то на квартире не стоит — слишком тесно и вообще как-то не то, не сердито. Молодой выдвинул предложение найти какой-нибудь недорогой приличный пивняк и засесть в нем. Должен же быть какой-нибудь пивняк для рабочей молодежи в Москве-матушке! Все отнеслись скептически — сказали Молодому, что Москва — город ясно для кого. Но Молодой был парнем упорным и этой идеи так просто не оставил.

— Да ладно, — объявил он маловерам. — У нас еще месяц, даже больше. Пусть все ищут — кто ищет, тот всегда найдет. Главное, чтобы там можно было еще и с собой пивка пронести.

Кончились поиски народного пивняка плачевно.

В воскресенье на Горбушке, в толчее у лотка со скиновской музыкой, Башня, приобретая «Bound for Glory», случайно нос к носу столкнулся с Молодым. С ним была какая-то совсем уж юная девочка, которая копалась в кассетах и постоянно дергала его за рукав, пока Молодой чинно беседовал с Башней. Молодой сообщил, что вроде есть недорогой и относительно цивильный пивняк где-то недалеко от Каширской и что в понедельник вечером он собирается сгонять туда и посмотреть, что там к чему. В общем, все было ясно. Когда уже прощались, Молодой спохватился:

— Слушай, Башня. Я тут книжку свою куда-то посеял. Телефон свой напиши мне вот тут на бумажке. Ну, как, кассету-то послушал?

— Ну. Да так, средне. Первая и последняя песни вроде ничего. Особенно последняя.

— А, «Динг Донг Мерелли…» Да, добротная песня. Короче, я тебе либо Роммелю позвоню, как на Каширку съезжу. Хорошо?

— Хорошо.

Они распрощались.

Гром грянул в понедельник вечером. Это был обычный, ничем не примечательный вечер — заурядный финал серого рабочего дня. Когда Молодой в одиночку встретил свою смерть на чужой холодной улице, каждый из бригады занимался мирными и повседневными делами, словно был не грозный скин, а обычный овощ-обыватель.

Роммель притащился домой около семи. Наскоро заморил червячка и пошел рубиться к соседу в «Age of Impire». Сосед, яркий представитель группировки «Divan Skins Front», валялся на диване и читал свежий «Cool Girl», каковой отобрал у своей девушки. «Divan Skins Front»- так бригада желчно именовала ребят, валяющихся на диване и вылезающих только на концерты и пьянки.

Квас, сидя за кухонным столом, там же точно, где в свое время покуривала Инна в первый день их знакомства, разбирался с новой аэрозолью для кошки. Рядом сидела мама, одетая в старую замшевую куртку и перчатки, и крепко держала кошку, замотанную в плед. Лиска очень походила на кокон, из которого должна вылезти темно-зеленая клетчатая бабочка.

Бабс ругался с сестрой из-за того, что его племянник, он же сестрин сын, раздавил своим задом совсем новую клавиатуру. Еще свежи были воспоминания, как этот племянник запустил в ухоженный дядюшкин аквариум двух прожорливых ротанов, которые за два с лишним часа извели всех благородных рыб. Когда Бабс пришел домой, ошметки его рыбьего царства рассекали воду во всех направлениях, а у самой стенки аквариума качались на воде два раздувшихся ротана и буравили Бабса бессмысленными взглядами. Долго еще Бабе не мог истощить весь свой запас ругательств. А потом устало заметил, что если бы он сейчас убил бы племянника, то суд присяжных его бы оправдал.

Аякс в метро ехал на ночную смену и, забившись в угол полупустого вагона, читал «Сокровища Валькирии».

Сергей выяснял отношения с матерью. Мать была очень недовольна, что Серега с отцом за один день сожрали корейку, а к остальной еде — супу и второму так и не притронулись. Дескать, не богачи они, чтобы питаться одними бутербродами. Серега тоскливо ждал, когда мать обнаружит еще и то, что он случайно профукал семейные деньги, выданные ему на блинную муку.

Боксер, мусоля карандаш, пытался сочинить стихотворение для завтрашнего свидания. Все его душевные переживания и нежные слова, которые шептали его обветренные губы, нашли выражение в своеобразных строчках:

Кровеносная система проходных дворов Нам дает простой закон: «Путь ведет к пути».

Хочешь топать по прямой — это бесполезно. Мы идем с тобой вдвоем — мы обречены.

Млечный путь глотала ты, я жевал жуков. Сигареты кончились — время поцелуев.

— Слушай, мы сейчас ползем по кишкам Москвы.

— А в какой попали век? — А тебя волнует?

Чем-то эти строчки ему нравились, а чем-то нет, но дальше дело не шло.

Повар, интересуясь у всех встречных и поперечных девушек, не нужны ли их мамам зятья, и поздравляя их с наступающим Новым годом, спешил домой с работы. Им выдали что-то вроде тринадцатой зарплаты, и Повар, вихляясь из стороны в сторону, волок за собой большую зеленую елку, из-за выпитого пива забыв, что родители уже нарядили их обычную, искусственную.

А мать Молодого еще даже не начинала волноваться.

Времени было почти десять.

Роммель, вдоволь наигравшись, попил у соседа чайку, потрепался с его отцом о том о сем, пришел домой. Когда он чистил зубы, позвонил Башня и будничным голосом сообщил, что с Молодым произошло несчастье, что где-то его очень сильно избили, что «скорая» примчала его в больницу и состояние его тяжелое. Роммель выругался, попросил подождать, прополоскал рот. Трудно было ему сразу переварить услышанное. Потом он спросил у Башни, из какой задницы он все это вытащил. Башня рассказал про встречу на Горбушке и бумажку с телефоном. Из больницы ему позвонили минут пятнадцать назад. Как сказали, что кроме бумажки с телефоном при Молодом не было никаких документов. Башня выспросил подробно, что за больница да как туда ехать, и тут же бросился звонить Роммелю. Но у того было занято и освободилось почти только что.

— Мать небось трепалась с подругой, — ровно ответил Роммель. — Посмотрят какой-нибудь тупой сериал, и давай обсуждать, кто там кого трахнул. Они уже там все друг с другом перееблись… Да, слушай- ка, хреново… Надо в больницу ехать!

— Ну а я о чем? Сейчас без двадцати одиннадцать.

— А это по барабану… Ну, блядь, звери, а?! Кто ж его так?

— Да рэперы небось какие-нибудь.

— От суки, а?! Ладно, разберемся еще с ними. Короче, Квасу надо позвонить, потом ты, я, Бабсу тоже