себе телепатические способности, сможет развить их и внушение передавать из мозга в мозг. Какую бы природную силу воли ни имел человек, он всегда рискует подчиниться воле другого человека, даже менее сильного духом, но обладающего личным влиянием, внушением и самовнушением. Корабельный психолог, которого и Новелла в том числе в шутку называл «регентом», на вопрос, каждый ли может стать гипнотизером, ответил: «Каждый». И добавил: «Желаю вам успехов». И это была небрежно завуалированная отповедь. Он не был гипнотизером, потому что временами был неискренен, курил и прикладывался к бутылке. Правда, Филипп Берч не являлся убежденным трезвенником, не гнушался чашкой кофе и прочим, что возбуждало нервную систему.

Как-то раз Сонни подумал о том, что Филипп всегда заработает себе на кусок хлеба: Берч в полной мере обладал холодным гаданием, или, как его еще называют, «уличным гипнозом». Этой схемой пользуются мошенники, в частности цыгане. Он даже представил Берча на улице: засучив рукава, тот формирует в мозгу жертвы устойчивый очаг повышенного возбуждения по органам чувств. Вот его жертва замерла, сковалась, распахнула остекленевшие глаза, перестала соображать и трезво контролировать свое поведение. Он подстраивался и присоединялся к настроению, заботам и мыслям жертвы, копировал его дыхание, позу, движения, артикуляцию, мимику, скорость речи, наконец – силы эмоционального возбуждения. Так цыганка просит у потенциальной жертвы руку погадать, и это самый быстрый путь к достижению управления человеком.

Берч неотрывно смотрел в глаза Скобликова, впавшего в гипнотическое состояние; впрочем, такой пристальный, требовательный взгляд, по глубокому убеждению Новеллы, был нужен как мухе кеды. К чему сверлить взглядом человека, который уже в трансе и твоих вспученных глаз не видит? В этой связи Новелле припомнился часто повторяющийся эпизод из английского телесериала: «Смотри мне в глаза, только в глаза! Не смотри по сторонам!» Скрывая смешок, он невольно хрюкнул и, дабы не попасть в немилость к Берчу, быстро вышел из комнаты.

Филипп Берч остался один на один с реципиентом; он почему-то был уверен, что Новелла уйдет по этическим, профессиональным, любым другим соображениям, поэтому не попросил его сразу.

Психолог обмяк и больше минуты провел с закрытыми глазами. Тот напряженный взгляд, который утомил его и насмешил Новеллу, был «сторожком»: реципиент не видел его глаз, но чувствовал сам взгляд, искровыми разрядами проникший в его мозг, навесивший очередной запрет на выход из транса.

– Ты слышишь меня? – спросил Берч после того, как получил ответы на ряд стандартных вопросов. Вообще же он сеанс начал с того, что усадил Виктора на стул и потряхивал его кистями до тех пор, пока они не расслабились; затем отпустил одну кисть, и она упала мимо колен – это означало, что пациент лишен силы сопротивляться. Поднеся ладонь к его виску, он спросил: «Что ты чувствуешь?» – и получил ответ: «Тепло. И... я теряю равновесие». Он убрал руку, и беспокойство в глазах Виктора исчезло.

– Да, я слышу вас, – ответил Виктор голосом, показавшимся гипнотизеру чересчур слабым и вялым.

– Тебе некомфортно? Что-то тебя беспокоит, может быть?

– Нет. Разве что болят глаза. Глазницы, – поправился Виктор. – Как будто у меня температура.

«Это я переборщил», – был вынужден признать Берч. Но сказал то, что и должен был сказать:

– Так и должно быть. Но я попробую немного помочь.

Он провел рукой перед лицом пациента, мягко сжимая и разжимая пальцы, снимая боль и неприятные ощущения у Виктора.

– Так лучше?

– Да, намного лучше.

– Отлично! Теперь ничто нам не мешает вспомнить одну вещь. Вспомни, пожалуйста, человека, чья настойчивость, чей взгляд были похожи на мои.

Пауза.

– Нет, я не помню такого человека.

Берч выбрал неверный путь, неверно сформулировал вопрос, заложив в программу поиска Виктора прежде всего образ чернокожего человека. Он конкретизировал, чем заставил Виктора сдвинуть брови и надолго замолчать. Он представил его мозг как индекс, а значит, индексация – это обход содержимого и как итог – поисковая выдача. Мозг Виктора был «индексирован» лично Берчем, причем давно, на этапе восстановления памяти Виктора, а добавление сейчас специальной формы («гипнотизер – профессия; четыре года тому назад – время») указало его «поисковой машине», что и в какой области искать.

Виктор нахмурился еще больше, хотя это казалось невозможным, отчего брови его образовали глубокую, как пропасть, складку.

– Их было двое...

– Двое?.. Отлично! Оставайся вместе с ними.

Это было жуткое зрелище. Жуткие впечатления и жуткие связи между представлениями, которые рождали другие образы и явления. Их Филипп Берч почерпнул, когда делал первые шаги в гипнозе. И следующее сравнение было помечено копирайтом. Человек спит и видит во сне свою покойную мать. Они в одной комнате, сидят друг против друга. Сын должен проснуться, она – никогда. Если он проснется до того, как покинет комнату, – это хорошо. Если он останется с покойницей – это плохая примета, быть беде, быть новому покойнику. Для Виктора сейчас те двое гипнотизеров – два покойника. Он бежит от них, чтобы «проснуться в другой комнате», но вот голос Берча пригвоздил его к месту: «Оставайся с ними». Он не в силах перечить. Он полностью подчинен ему. Он его раб? Нет. Нет еще. Что-то еще мешало этому. Какой-то скрытой блочок.

Виктора затрясло. Веки его начали подергиваться. Берчу такое состояние было хорошо известно, и он успокоил пациента одной только фразой:

– Не бойся, я с тобой. Дай мне твою руку.

Рука Виктора была холодной. Как будто он действительно находился в окружении призраков и только что пар не вырывался у него изо рта.

Берч стал у него за спиной, взял за плечи, помассировал их, повторяя: «Расслабься, доверься мне, расслабься...»

В таком положении он видел видеокамеру в углу комнаты; красный огонек сигнализировал о том, что она находится в режиме съемки. Берч был против установки аппаратуры и съемки во время сеанса, но переспорить упорного в этих «протокольных» вопросах Новеллу теперь было невозможно. Берча могла утешить только одна мысль, что Новелла не мог наблюдать за ним в прямом эфире: запись велась на диск, а сама камера не была соединена с просмотровой аппаратурой.

– Опиши помещение, в котором ты находишься, – попросил Берч, возвращаясь на место. Он не спешил спрашивать о людях, интересующих его как профессионала. Всему свое время.

– Я в комнате для свиданий.

«Комната для свиданий», – повторил про себя Берч и мысленно представил себе мрачные тюремные стены.

– Она находится в исправительном учреждении?

– В «Инкубаторе».

– Хорошо. Продолжай. Нет ли еще кого-нибудь в комнате?

– Нет. Хотя... да. Я вижу Михея и Дикарку. Они на кровати. Не шевелятся. Они спят.

– А ты? Что делаешь ты?

– Я лежу на кушетке. Эти двое смотрят на меня.

– Комната большая?

– Довольно большая.

Михей и Дикарка спят. Берч резонно предположил, что гипнозу предшествовала распространенная процедура со снотворным. То есть суггестор использовал как индуктор химические вещества, к которым относились снотворные, наркотические, психотропные. Естественно, в случае, когда реципиенты находятся в состоянии сна, к ним не надо применять так называемые «ритмические изменения пространственных отношений предметов», то есть маятник.

Курсантов трое. Значит ли это, что в «довольно большой комнате» только они подверглись процедуре гипноза и вошли в некую элитную группу, о которой беседовали Берч и Сонни? Или же имел место массовый гипноз? Думая так, Берч представлял себе оригинальный конвейер – собственно, сеанс одновременной игры в шахматы. Он подумал о том, что массовые гипнозы проводить легче, чем индивидуальные. Почему? Ответ