спецподразделение во время штурма должно работать быстро, и чтобы успеть, каждый боец обязан был знать свой маневр.

Программа «Организованный резерв» основывалась на частых походах, физической и стрелковой подготовке, рукопашном бое. И все это на фоне психофизического обучения – «буквально на каждом привале, при каждом удобном случае», – рассказывал полковник Щеголев. И дальше акцентировал: «Упор делался на уживчивость и управляемость курсантов. Энергии они потребляли больше, чем получали. Мы учили их задействовать внутренние, скрытые резервы... К концу курса исключались предательства, невыполнение приказов и так далее. Подростковый период курсантов прошел в казарме. Это своего рода операция, цель которой – купировать пациенту определенную часть органа. Ни один из них не пропустил ни одного учебного часа. Дури, как у многочисленных их сверстников, в них нет. Хотя мы до сих пор не знаем, что у них – холод, грусть внутри. Мы не можем заглянуть туда. А если говорить открыто, то никогда не стремились к этому. Почему? Потому что они полностью зависели от нас, учителей. В «Инкубаторе» не было никого, кто пожалел бы их. Включая самих курсантов. Мы называли их «Рожденные шлюхами».

Дальше полковник Щеголев назвал не лучших курсантов (все они, как он заметил в начале беседы, были равны), а тех, кого он выделил лично: Наймушин, Скобликов, Эгипти; они одними из первых прошли тест на совместимость. Возраст каждого на тот момент составлял восемнадцать лет. Это были только что достигшие совершеннолетия машины-убийцы.

Когда вопросы иссякли и полковник Щеголев собрался было уходить, Матвеев остановил его словами: «Есть такое выражение: пожелания отправляющемуся в путь. Вы ведь давали выпускникам пожелания на будущее?»

Матвеев отметил, что глаза полковника Щеголева были холодными, он без труда догадался, что начальник курса свое обращение к курсантам помнил наизусть.

«Однажды за вами придут. Это может случиться скоро. Может быть, ваше ожидание затянется на месяцы и годы. Проект закрыт. Готовьтесь к тому, что вас могут нанять политические конкуренты создателей проекта. Рамки координационного совета, курировавшего проект, разошлись по политическим векторам, и мы не смогли соблюсти секретность. Несмотря на это, вы должны беспрекословно выполнять приказы ваших работодателей».

И вот три года спустя эти слова, которые Матвеев не мог не запомнить, прозвучали снова. Он добавил в голос холода, и его нельзя было отличить от полковника Щеголева.

– Итак, к чему эти ваши вопросы? – повторился Матвеев, искренне надеясь на то, что в этот раз получит ответ. И не ошибся.

– Ваши подопечные попали в скверную историю. При задержании убили одного и ранили четверых бойцов из группы захвата.

Матвеев ожидал чего-то подобного. Но не в таком масштабе. Отчего-то ему на ум пришло название советского мультика «Козленок, который умел считать до десяти».

– А вы разве ничего не слышали? – спросил Норманн. – По телевизору...

– Летом я живу на даче, а там «ящика» нет. Ему я предпочитаю хорошую книгу.

Норманн предложил Матвееву сигарету. И хотя курить разрешалось на рабочем месте, они вышли в коридор. Там тон Норманна заметно смягчился.

– Кто мог подставить Наймушина? – спросил он. – Вижу, вы верите в его невиновность.

– Только участники операции, – ответил Матвеев. – К таковым относятся сами исполнители, руководитель, технический персонал.

– Кому из тройки принадлежит велосипед? Это вряд ли удастся установить. И это не так важно. Существует третий вариант. Спецслужбы Италии, исследовав «мертвый инвентарь» диверсантов, легко устанавливают его двойное назначение. Хотя на момент обнаружения велосипедов средство переброски оружия ими уже было установлено. – Норманн продолжил: – Итак, они устанавливают их двойное назначение. Они не что иное, как контейнеры, в которых полости заполнены рентгеноконтрастным средством. Они же – материальная часть легенды диверсантов. В общем, вы лично и профильный отдел Службы поработали неплохо. Некая спецслужба использует контейнер еще раз, поскольку очевидно, что этот способ переправки отдает новизной и вообще является весьма эффективным. Контейнер «адаптирован» к «бизону», хотя в нем можно разместить схожее оружие...

– Можно пару слов?

– Можно, – кивнул Норманн.

– На свете существует только три образца «бизона», которым были вооружены мои парни. Это модификация нашего техника. А точнее, модернизация на базе ижевского «бизона» с индексом «Б», означающим бесшумную стрельбу. Техник убрал из конструкции предохранительное устройство, антабки, приклад, флажок переводчика огня. При полном выжимании спускового крючка – длинная очередь, при неполном – форсированная. Эта конструкция получила название «кастрированный бизон».

Норманн, выслушав Матвеева, начал с прерванного места:

– В схему, о которой я говорил, не вписывается подстава с Михеем, это перебор.

– А если цель – подстава Михея?

– Куда в этом случае приткнуть нашу телезвезду – Вики Миллер?

– Она вписывается в схему, в которой агенты ГРУ устраивают бойню и похищают человека. В этой схеме, сложной для восприятия и кажущейся сложной для разведки как таковой, внутренняя структура проста, и ничего противоречивого в ней нет. Есть жертва, есть исполнитель, есть подставное лицо – полный джентльменский набор. Мы ведем поиски Михея, думая, что у него руки по локоть в американской крови, фактически отрабатывая одну версию, что и требовалось планировщику этой операции. Он выводит исполнителя, который ему очень дорог...

– Почему вы решили, что исполнитель ему дорог?

– Потому что убрать исполнителя куда проще и надежнее, чем переправлять его через границу. Это чревато... Так вот, планировщик может считать операцию завершенной. Мне кажется, Вики Миллер мертва. Пока не нашли ее тело, нам дается шанс дистанцироваться от ее деятельности и признать свою ошибку. Надо было депортировать ее, а не брать под крыло. Мы прохлопали ответный ход конем.

– Вы разведчик. Со стажем. Вы работали в Италии.

– По большей части, в Хорватии. Более конкретно – по хорватско-итальянской границе. У меня там остались интересные связи. Я мог бы порассспросить об этом своего агента.

Матвеев блаженно улыбнулся, предаваясь воспоминаниям. Агент, о котором он вспомнил, входил в состав преступной группировки, и его роль заключалась в следующем. Из Хорватии в Венецию прибывает группа туристов, пара из которых заплатила агенту за то, чтобы остаться на итальянском берегу. Инспектор венецианской таможни, по уши замешанный в криминале, не регистрирует паспорта перебежчиков, а позже уничтожает все бумаги. Или оставляет, если документы им нужны. Простая, как три рубля, схема приносила Матвееву дополнительный заработок. Как однажды признался сам Матвеев, он переправил в Италию не один десяток человек, не зная интересов Службы.

Он не поверил своим ушам, когда Норманн буквально повторил покойного генерала Бурцева:

– Мы можем рассчитывать на помощь вашего хорватского агента?

В оригинале это звучало так: «Рассчитываешь на помощь хорватского агента?»

На что Матвеев ответил: «Он не похож на игральный автомат, просто так его за руку не дернешь. Нам нужны три семерки, значит, придется заплатить».

Спустя два года он повторил эти слова. И ему в облике Норманна почудились черты генерала Бурцева. Который на «жмотское» замечание Матвеева отреагировал как последний скупердяй: «А нельзя ли просто подольше подергать твоего агента за руку? Глядишь, и выскочат три семерки». Это была генеральская сказка с печальным концом: «Дерни, деточка, за веревочку...»

Матвеев постарался ответить на вопрос Норманна.

– Сложно сказать, кто мог осуществить подобную операцию. ЦРУ дистанцируется от участия своих агентов в акциях такого рода. Но расплодило по всему свету людей, которых принято называть «мусорщиками»; да и сами они не брезгуют этим словом. Кто-то из «мусорщиков» действует в одиночку и берет не очень сложные, но всегда щекотливые и грязные заказы. Другие «мусорщики» образовали конторы и обзавелись собственной агентурой. Известны случаи, когда они покупали дела, а по их завершении