унитаз.
Михей. Везет ему.
Он рядом. Так близко, что у Скобликова засосало под ложечкой. Он испытывал противоречивые чувства. Порядком забытые, они были умело подогреты Филиппом Берчем. Умело. Ну и пусть. Эти чувства имели ценность, и пренебрегать ими не стоило. Скобликов словно попробовал их на вкус.
Разбирая эти выброшенные Михеем бумаги, Виктор думал и о заложнице... Конечно, он забегал вперед. Вики Миллер пока еще на свободе.
...Черный президент, белый президент. И у обоих в голове одна электроника. Две высокопоставленные флэшки. Гонка вооружений. Мир без ядерной войны. Мир без ламп накаливания. Обрыдло.
Эти и другие темы теперь казались Вики Миллер пошлыми. Она знала причину, но отчего-то прятала ее. Или пряталась за ней. Работа как смысл существования отошла на второй план. Первое место было отдано тому, что она незаслуженно сбросила с верхней ступени пьедестала.
Первый раз Вики влюбилась в четырнадцать лет. Ей казалось, что хип-хоп только-только зарождался – в ее родном американском Огасте и при ней, и она рылась в чернокожих рэперах, как ребенок в песке; все они были у ее ног. Ей не хотелось страдать от любви к одному из них, чтобы все видели, как она по нему сохнет. Она набралась смелости, и та не оставляла ее до сих пор. На нее обратил внимание Рук-бой – мастер битбоксинга (голосом он имитировал ритмы драм-машины и поэтому был прозван грачом; rook-boy – мальчик-грач). Он первым объяснил Вики, что «хип-хоп нельзя потрогать и понюхать, для всех он разный и значит что-то свое». Кто-то крутит винил, кто-то ломает рэп, кто-то дерет битбокс, кто-то пляшет брейк и крамп, кто-то рисует на заборах из баллончиков и называет себя «граффитчиком», все это хип-хоп. «Даже жрать, спать и трахаться можно по-хипхоповски», – как-то раз просветил Рук-бой свою малолетнюю любовницу: он только что проснулся и что-то жевал. Месяца через два социально-прогрессивный рэпер первым признался ей в любви. Она, добившись своего, ответила: «Я тоже люблю тебя». Прошло еще полгода, и Рук-бой, чьи родители были выходцами из Ямайки, по словам самой Вики, «заглотил смертоубойную дозу галлюциногенной дури и вздернулся на брючном ремне товарища из команды». Но прежде он задушил его голыми рэперскими руками в тесной кабинке туалета. И это тоже был хип-хоп.
Вики недолго горевала: парней с превышенным самомнением и баллончиками в руках, с винилом под мышкой хватало как по стране, так и в отдельно взятой подворотне.
Рук-бою поставили памятник в полный рост. Он плохо сочетался со скромными надгробными плитами кладбища, он словно вознесся над покойниками, держа в вытянутых руках грача, что на взгляд самой Вики было натурально говенно.
Она не раз и не два была на могиле Рук-боя. Ее тянуло туда какое-то тягостное чувство: она должна была что-то вспомнить. Это все равно что вернуться к прежнему состоянию, к исходной точке. Но у нее ничего не получалось; и зря она выжимала из себя физические и умственные силы: «Вот я здесь. Снова здесь. Отсюда я сделала шаг в направлении, которое забыла на следующем шаге. Как девочка Энни из страны Оз. Что я должна была сделать? Что, урод?» Она поднимала глаза на Рук-боя, вросшего в камень своими широкими штанами. По сути дела она дожидалась пинка от бронзовой статуи, от этого «заколдованного мальчика», которого не усадили на электрический стул только потому, что он предпочел смерть от удушья и оставил правосудие штата Мэн с носом. Что, однако, не помешало его фанатам, спонсорам, арт-директорам и прочим горлопанам и рвачам увековечить его в бронзе.
Вики перебрала множество вариантов (это при том, что не уставала твердить: «Сдохну, но с места не сдвинусь. Я вспомню все...»), даже самый невероятный: она сделала тот самый шаг, чтобы попробовать себя в этой безграничной культуре под названием хип-хоп. Знаменитая рэперша Вики. Девочка-грачиха. Или там девочка-щенок. Почти что вдова. Но реально – девушка Рук-боя.
Многие удивлялись ее собачьей преданности Рук-бою, полагали, что она сохнет у его бронзовых ног. А она не хотела никого переубеждать: нравится кому-то видеть в ней скулящую сучку, пусть наслаждаются.
Прошло еще три месяца, а Вики казалось – пролетела целая жизнь. Ее фотографии на фоне «бронзового рэпера» сначала обошли Интернет, а потом канули в громадном унитазе медиапучины. Ей стало жалко саму себя, когда она изменила самой себе, что, в ее понимании, походило на совокупление гермафродита. Но она сделала шаг вперед, чтобы уже никогда не возвращаться на это кладбище. Еще один шаг. И еще несколько шагов. Прощаясь с другом навсегда, она оглянулась. И вдруг вспомнила, что же ее мучило все эти долгие-долгие дни. Эта его поза, его схожесть с другой стелой не давала ей покоя...
Она в полной мере познала, что такое разочарование. Под призрачными одеждами идеалов и надежд ничего не оказалось; да и сами одежды были шелухой.
Сколько времени и усилий, сколько позора и славы, пусть даже она сомнительная, и все впустую! Все дело заключалось в «сомнительной» же славе одной из самых известных девочек Америки, и звали ее Саманта Смит.
Схожесть памятников и ничего более; памятник Саманте был установлен в Государственном Музее Огасты, родном городе Вики, и она не раз была там. Вики не могла знать, что в этой схожести была заключена ее судьба. Ей предстояло написать письмо президенту России, но не по-детски наивное, как у Саманты, а твердой профессиональной рукой. К тому времени она будет близка к завершению последнего курса факультета журналистики и начнет стажировку в Белом доме. Идея «повторить подвиг Саманты Смит» подсознательно торчала в голове Вики. Она была обязана сделать себе имя, даже шевеля при этом губами: «Кому бы тут еще дать, чтобы сделать себя имечко?»
Из Москвы она напишет в своем вызывающем стиле: «Америка белой бабе предпочла ниггера». Ее бы не процитировали российские газеты, если бы она была российской журналисткой. Но она была и оставалась американкой. А после выхода обширной и скандальной статьи, а затем и телешоу с ее участием, где она, закинув ногу за ногу и явно подражая верхувенской Шерон Стоун, давала интервью известному тележурналисту, она и приняла решение остаться в России навсегда.
Трудно представить, что на этот подвиг ее подтолкнула монументальная фигура двенадцатилетней девочки, а задумалась она над этим в «час скорби» на кладбище. Но вот она уже у истоков создания собственного проекта с одноименным названием «Час скорби по...». Дебют прошел на ура. По сути дела цикл передач с красной нитью «я скорблю по...» начался с «крайней печали» по Америке. Вики убивалась вместе с российским народом: «Для Америки наступили черные дни? Бросьте! Крепче пристегнитесь в своих креслах и настраивайтесь на черные годы. Критические не устояли перед черными...» Она умело и цинично обыгрывала этот свершившийся факт. Она не боялась обвинений в разжигании расовой вражды – на то ей руководством канала был дан зеленый свет. Однако другой ее материал признали «нацистским». В частности, в нем она писала: «Москва. Рынок. Армянин. Продает сухие смеси для разжигания национальной розни. Грузин – напитки для разжигания. Китайцы и вьетнамцы – визуальные эффекты и запахи для усиления неприязни...» Ей дали понять, что время для этого материала еще не пришло. Она в ответ улыбнулась.
– ...Помоги мне с этим. – Вики указала себе за спину.
Джил подошла и застегнула молнию на ее свадебном платье.
Платье было дорогое, красивое, но из Турции. Вики оно понравилось сразу, как только она его увидела в магазине. Оно выделялось среди остальных – французских и испанских платьев. Чем именно – материей, покроем, цветом, Вики ответить не могла при всем желании. Это как любовь с первого взгляда, когда ты безнадежно пропадаешь в синих, карих, зеленых глазах.
Платье было с жестким лифом, заменявшим бюстгальтер; такой фасон, когда даже непритязательный взгляд сразу угадывает, что под платьем ничего нет.
С другой стороны, Вики претила беготня по магазинам, не шопинг вообще, а все, что касалось свадебных покупок. О чем она и сказала подруге.
Джил ответила с присущей ей прямотой:
– Ты просто ненавидишь своих коллег, которые сделали бы на этом деньги.
– И ты права, черт возьми! Все эти дерьмовые проекты вроде «Оденься к свадьбе: красное платье», «Оденься – синее», «Зеленое». Сама тема говорит о мелочности руководителей проектов. Ну лично мне так кажется. Я бы не взялась за такое.
Она хотела обвенчаться так, как если бы церемония проходила в ее родном штате. Она всегда мечтала