стреляли через узкую щель – эту вертикальную амбразуру, больше «налегая» на собственную безопасность, чем на точность выстрелов, как если бы начали взрывать шутихи. Пара «Бешеных псов», пользуясь прикрытием товарищей, проникла в автобус. Один из них направил ствол на раненного в живот инкассатора, истекающего кровью, и добил его выстрелом в голову. Второй инкассатор, получивший смертельное ранение в голову во время массированного обстрела автобуса, тоже получил свою долю «контрольного свинца». Бандиты забрали инкассаторские сумки с деньгами и отошли к джипу. Водитель занял место за рулем и, подгазовывая, поджидал остальных. Трое сели в «Ленд Крузер», двое в «Мерседес» и обе машины сорвались с места. «Бешеные псы» не дали охранникам в будке открыть огонь и снова прижали их сумасшедшим огнем на ходу, из окон.
Согласно оперативным сводкам, бандиты бросили машины всего в полукилометре от «Спорт-Профит», по ту сторону железной дороги, обстреляв пост на переезде и активировав систему «Барьер». Наряд милиции потерял много времени на переезде; а дальше дорогу им преградил огонь: перекрыв дорогу, на ней полыхали две машины – джип и четырехдверное купе.
Я слышал о тройном убийстве трех непохожих людей. Владелец джипа некогда занимался вымогательством; владелица «Мерседеса» была хозяйкой тюнинговой автомастерской; хозяин «Газели» зарабатывал на жизнь частным извозом. Люди, убившие их, тоже были разными, но их объединила цель и связала клятва.
Я зашел к генералу до завтрака – помятый, с покрасневшими от бессонной ночи глазами.
–?Мне нужно сделать обыск в вашем доме.
–?Я арестован? – тяжело пошутил Николай Ильич.
Мне пришлось повторить и добавить:
–?С вашей помощью, само собой.
–?Что ты собираешься найти?
–?Иголку в стогу сена. Карту памяти от видеорегистратора или сам регистратор…
Приказчиков перебил меня взмахом руки:
–?Ты думаешь, я дурак? Я весь дом перевернул в поисках этой штуковины!
Значит, и он тоже заметил открытое лицо сына, когда банда с прахом сожженного заживо товарища буквально танцевала от печки.
Ночь. Еще одна. Я бездействовал. Сидел в темноте, пялясь на подсвеченную уличным фонарем штору, – но уже в своей квартире на Поликарпова, где не было духа генеральского сына. Домой меня привез боксер. Дорогой мы не разговаривали. Олег смотрел на дорогу, а я переключал радиостанции – когда начиналась реклама или когда ведущие теряли контроль и их откровенно несло. Я как будто испытывал терпение боксера, но оно оказалось неисчерпаемым. После угнетенной атмосферы в доме Приказчиковых (как-никак оттуда вынесли двух покойников) у себя дома я отдыхал. Из сейфа, валявшегося на боку в кладовке, я достал служебный пистолет «Иж-71». Я редко брал его с собой. Последний раз, не надеясь, правда, на его помощь, два года тому назад. Но ствол придал мне уверенности.
Незаметно для себя я уснул на узкой, неудобной кушетке, подобрав под себя ноги и положив под голову руку. Эта кушетка была без спинки и «только для сиденья» – именно так значилось на ценнике, прикрепленном к этой странной с виду мебели. Цена меня устроила, и я купил ее. На ней хорошо думалось, даже мысли в голову лезли спартанские: хотелось взбунтоваться, раскроить кому-нибудь череп, проткнуть насквозь коротким мечом.
Разбудил меня телефон, дындынкнув принятым сообщением. Я глянул на экран: наконец-то! Это дал знать о себе Проныра, сбросив мне ссылку на оперативную ленту, и я открыл ее в браузере.
Было начало девятого, когда я подъехал к Старой дамбе, затерявшейся на огромной территории лесопарка. Сам лесопарк относился к так называемому защитному поясу города, свое название получил по речке Горенке, протекающей на его территории. Если идти дальше на восток, то можно увидеть следы огромного вывала леса – последствия девятибалльного урагана в Балашихе в 2000 году. На дорогу я затратил уйму времени, но не боялся опоздать: следственное действие – длительный процесс. Но начался он незамедлительно, потому что существовал риск «утраты доказательств» в связи с возможной утечкой информации. Операм предстояло найти место возможного преступления, им наверняка понадобятся средства для поисковых работ: шанцевый инструмент в частности. Им предстояло подобрать понятых, организовать охрану и так далее.
Пара высоченных полицейских-срочников на первом рубеже охраны преградила мне дорогу. Я сунул одному из них в лицо пластиковую карту на скидку в аптеке «36,6» и дополнил словами: «Прокуратура». Меня тут же пропустили. По пути я за руку поздоровался с каким-то штатским, бросив ему, что я, как всегда, опоздал, вплотную подошел к месту раскопок, мысленно и точно определил точку, где два года тому назад стояла машина с двумя убийцами; мой взгляд остановился на ровном травянистом участке, до которого было не больше семи шагов: там настиг Ольгу Губайдуллину первый удар камнем по голове.
Я услышал чей-то голос, сказавший что-то о бетонных кольцах. «Бетонные кольца», – пронеслось у меня в голове. При чем тут они? А-а, вот оно что. Вот что взяли на вооружение убийцы. Им не пришлось копать яму, заходить в воду и привязывать к ногам жертвы камень… Родион Приказчиков в своем видеоблоге пропустил этот момент, как будто начал готовить сюрприз в день убийства Ольги Губайдуллиной, и как будто заглянул в этот день, направив меня к месту преступления… вместо себя. Жуткая, жуткая сволочь!..
Я подошел ближе, к самой плите, которой и был закрыт колодец, и увидел край верхнего кольца, услышал голос чернявого оперативника, стоявшего по другую сторону этого железобетонного могильника: «Б…». Других слов у него не нашлось. Он стоял ближе, чем я, и видел больше. Но и я увидел достаточно, чтобы повторять и повторять его… Мое не старое еще, но уже поизношенное сердце забилось гулко и часто, отдавалось в ушах, и мне пришлось несколько раз сглотнуть. Я увидел следы пальцев, оставленных на гладком бетоне шахты. Бетонные кольца лежали в земле под небольшим углом, и погребенная заживо женщина добиралась почти до края и всякий раз сползала вниз. Это бетонное сооружение сохранило человеческие крики, переросшие в вой попавшего в капкан волка. Она сошла с ума или умерла от разрыва сердца до того, как рядом остановилась пожарная машина, иначе она могла быть услышанной. А может быть, сердце ее перестало биться на вторые или третьи сутки заточения, а не докричалась она потому, что сорвала голос, и проклинала себя все эти долгие часы. Подмога рядом, она различает отдельные голоса, но ее хрипа никто не слышит. «Я здесь, здесь, здесь!» Ее взгляд проникает за толщу шахты. «Я здесь, сволочи, ублюдки!» Люди наверху ничуть не лучше тех, которые бросили ее в яму. Она карабкается по наклонной трубе, сбивая в кровь пальцы, локти, колени, но снова оказывается на дне. «Я здесь… здесь…» Она уже с побелевшими волосами и сумасшедшим взглядом. Она хохочет, подняв голову.
Она не сошла с ума, как не умерла от разрыва сердца. Я увидел скелет, сидевший на дне ямы; он обнимал колени, как будто согревал себя. Ей-богу, мне казалось, он сейчас поднимет голову и выбросит белый флаг: «Наконец-то!»
Наконец.
Из меня шипящей змеей вылезла сентиментальность: «Теперь ты свободна…»
До генеральского дома было рукой подать, но ехал я медленно, как будто следовал за катафалком… Я нашел хозяина во дворе дома – он прохаживался по липовой аллее, заложив руки за спину, и не собирался останавливаться, даже увидев меня. Мне пришлось подстраиваться под его поступь; шел я рядом, только одной ногой попадая на узкую дорожку, занятую генералом.
–?Вы обнаружили дневник до или после смерти Родиона?
