А с вершины очередного холма вижу, что дорога впереди пересекает реку. Пейзаж вокруг непрестанно шевелится, такшто меня начинает мутить, но я отчетливо вижу мост, ведущий на другой берег.
На миг меня посещает мысль: а не та ли это дорога, по которой мы с Виолой решили не идти еще в Фарбранче? Если нет, то
Мы спускаемся к подножию — медленно,
— Он перешел реку, Манчи? — Я опираюсь руками на колени, тяжело дыша и кашляя.
Манчи нюхает землю, как ненормальный, бегает туда-сюда по дороге, поднимается на мост и возвращается ко мне.
— Запах Уилфа, — лает он. — Запах телег!
— Да, я вижу следы на дороге, — говорю я, ладонями растирая лицо. — А где Виола?
— Виола! — лает Манчи. — Сюда!
Он летит прочь с дороги, вдоль нашего берега реки.
— Хороший пес, — говорю я между рваными вдохами. — Хороший пес.
Я бегу за ним, продираясь сквозь ветви и кусты, и рев реки справа от меня звучит гораздо ближе, чем звучал последнее время.
И вдруг я попадаю в поселение.
Останавливаюсь, как вкопанный, и изумленно кашляю.
Деревня полностью разрушена.
Все постройки — штук восемь или десять — сгорели дотла, Шума нигде нет.
На секунду мне приходит в голову, что здесь уже побывала армия, но потом я замечаю, что обугленные бревна не тлеют, а между некоторыми уже проросли сорняки. Легкий ветерок запросто продувает деревню — как бутто здесь живут одни покойники. Я оглядываюсь по сторонам и замечаю на берегу несколько ветхих доков и утлую лодчонку, одиноко бьющуюся об опору моста. Еще несколько полузатонувших лодок виднеются вверх по течению, где раньше, по всей видимости, была мельница — сейчас это груда обугленных досок.
Здесь холодно и давно никто не живет — еще одно поселение Нового света, которому не суждено освоить натурное хозяйство.
Я разворачиваюсь. Ровно посреди деревни стоит Аарон.
Его лицо опять разодрано в клочья, как после встречи с кроками, язык свешивается набок через дыру в щеке.
И он по-прежнему улыбается:
— Я тебя убью! — Ветер тут же крадет мои слова, но я знаю, что Аарон меня услышал: ведь я четко слышу каждое его слово.
—
— А ты подойди — и узнаешь. — Голос у меня какой-то странный, металлический.
Аарон улыбается, сверкая оголенными зубами, и на волне сияния вдруг оказывается рядом со мной. Изрезанными руками он приоткрывает рясу, показывая мне голую грудь.
—
Я весь дрожу на ветру, но при этом потею, и мне невыносимо жарко. Воздух едва проходит в легкие, а голова начинает болеть так, что никакая еда не поможет. Куда бы я ни кинул взгляд, все предметы, прежде чем встать на свои места, съезжают в сторону.
Я стискиваю зубы.
Наверное, я умираю.
Но он умрет первым.
Я тяну руку за спину, не обращая внимания на резкую боль между лопаток, и выхватываю из ножен нож. Он блестит от свежей крови и сверкает на сонце, хотя стою я в тени.
Аарон улыбается широченной улыбкой — люди не могут так улыбаться — и подставляет мне грудь.
Я замахиваюсь.
— Тодд? — лает Манчи. — Нож, Тодд?
—
— Я уже познал. Я убил спэка.
—
Я стискиваю рукоять ножа, сдавленно рычу, и мир опрокидывается.
Но я не роняю нож.
На лице Аарона клокочет кровавая слизь. До меня доходит, что он смеется.
—
И я кричу от боли…
И замахиваюсь ножом…
И целюсь ему в сердце…
И он все еще улыбается…
И я втыкаю нож…
Втыкаю его в грудь Виолы.
— Нет!!! — кричу я.
Слишком поздно.
Она смотрит на клинок, потом на меня, из ее Шума хлещет та же боль и непонимание, что брызгали из спэка, которого я…
(которого я убил)
В глазах Виолы стоят слезы, она открывает рот и произносит:
—
Я протягиваю к ней руки, но она исчезает во вспышке света.
А у меня в руке чистый нож.
Я падаю на колени, потом на живот и лежу на земле в сожженной дотла деревне, задыхаясь, кашляя, плача, рыдая… Мир вокруг тает, тает и уже кажется ненастоящим.
Я не смогу его убить.
Я хочу. Я
Потомушто я не такой, и потомушто тогда я потеряю Виолу.
Не могу. Не могу не могу не могу.
Я растворяюсь в сиянии и на какоето время исчезаю совсем.
Меня будит Манчи, старый добрый Манчи: он лижет мое лицо, и в его Шуме и скулеже звучит одно слово, полное безграничной тревоги.
— Аарон, — тихо и испуганно повторяет он. — Аарон.
— Отстань, Манчи!
— Аарон, — снова скулит он, облизывая мое лицо.