глазом я вижу Аарона, который смотрит на меня сверху вниз. В его Шуме сначала появляется Виола, а потом мой нож, алеющий в грязи. Он подбирает его, я пытаюсь отползти, но тяжесть моего собственного тела пришпиливает меня к земле, и я могу только смотреть…

— Ты мне больше не нужен, мальчик, — говорит Аарон, заносит нож над головой и с размаху опускает. Это последнее, что я вижу.

Падение нет!

ПАДЕНИЕ нет прошу помогите Падение Нож Нож Нож Спэк спэки умерли, спэков больше нет, ВИОЛА прости умоляю прости у него копье ПАДЕНИЕ прошу прошу Сзади Аарон! Осторожно! Ты мне больше не нужен, мальчик Виола падает, Виола Ид, спэк крики кровь о нет СМОТРИТЕ-СМОТРИТЕ нет прошу смотрите он бы нас убил Бен умоляю прости Аарон! Беги! ВИОЛА ИД Он тут не один бежим отсюда ПАДЕНИЕ падение темная кровь Нож смерть беги я убийца прошу нет СПЭК виола виола виола…

— Виола! — пытаюсь выкрикнуть я, но вокруг только чернота, беззвучная чернота, в которую я упал. У меня нет голоса…

— Виола. — Вторая попытка. В легких вода, кишки ноют и боль везде, везде…

— Аарон, — шепчу я самому себе. — Беги, там Aарон.

А потом снова падаю в черноту…

…

…

— Тодд?

…

— Тодд?

Манчи.

— Тодд?

Я чувствую мокрый собачий язык на своем лице. Значит, я чувствую свое лицо и могу определить, где оно. В легкие врывается воздух, и я открываю глаза.

Рядом с моей головой стоит Манчи. Он переступает с ноги на ногу и взволнованно облизывается. Глаз у него все еще перевязан, но вапще я плохо его вижу, перед глазами все плы…

— Тодд?

Я пытаюсь произнести его имя, чтобы он успокоился, но только начинаю кашлять — и тут спину пронзает резкая боль. Я все еще лежу на животе, в грязи, там, где Аарон…

Аарон.

Там где Аарон ударил меня по голове дубинкой. Я пытаюсь поднять голову, и нестерпимая боль пробивает всю правую сторону черепа до самого подбородка. Я лежу, скриплю зубами и жду, пока утихнет боль, погаснет пламя, и я снова смогу заговорить.

— Тодд? — скулит Манчи.

— Я тут, — наконец выдавливаю я, хотя это больше похоже на хрип или рык, и меня снова сотрясает кашель…

Который приходится тут же унять — из-за резкой боли в спине.

Спина…

Подавив очередной приступ кашля, я чувствую, как по телу, начиная с живота, разливается липкий ужас.

Последнее, что я видел, перед тем как…

Нет.

О нет, нет!

Я кашляю горлом, пытаясь не шевелить ни единым мускулом, но ничего не выходит: боль вспыхивает и становится нестерпимой. Потом немного утихает, и я предпринимаю новую попытку заговорить, шевеля одними губами:

— Из меня торчит нож, Манчи?

— Нож, Тодд, — обеспокоенно лает он. — В спине, Тодд.

Манчи опять подходит и лижет мое лицо — в собачьем притставлении это спасает от всех бед. Я только дышу и минуту не двигаюсь вапще. Закрываю глаза и набираю в легкие побольше воздуха, хотя они ноют и уже как бутто полны.

Меня зовут Тодд Хьюитт, думаю я. Напрасно: на меня тут же наваливаются воспоминания о последних событиях. Кровь спэка, испуганное лицо Виолы, Аарон, выходящий из леса…

Я начинаю плакать, но боль от сокращения мышц такая сильная, что меня на секунду парализует. В руках и спине вспыхивает живой огонь, и остается только молча страдать, пока он не утихнет.

Медленно, медленно, медленно я вытягиваю из-под себя одну руку. От дикой боли в голове и спине ненадолго вырубаюсь, потом снова прихожу в себя и так же медленно тяну руку назад, осторожно ощупывая пальцами мокрую грязную рубашку и мокрый грязный рюкзак, который — странно — до сих пор на мне. В конце концов я нащупываю, что искал.

Рукоять ножа. Она торчит у меня из спины.

Но этого не может быть. Я бы уже умер.

Я бы умер.

Я умер?

— Не умер, Тодд, — лает Манчи. — Мешок! Мешок!

Нож торчит из моей спины, аккурат промеж лопаток, и боль в спине явно указывает на то, что он там. Но сперва клинок проткнул рюкзак, и какой-то предмет не дал ему пройти до конца…

Книжка.

Мамин дневник.

Я снова нащупываю рукоять. Да, в самом деле, Аарон пронзил ножом рюкзак и книжку, но не смог проткнуть меня насквозь…

(как я проткнул спэка)

Я снова закрываю глаза и пытаюсь набрать в легкие как можно больше воздуха — не очень-то это много. Потом я покрепче обхватываю рукоять ножа и опять перевожу дыхание, дожидаясь, пока утихнет боль. Вытащить нож оказывается ужасно тяжело — приходится снова пережидать боль, — но со второго захода я дергаю со всех сил, и спину как бутто пронзает выстрел, я ору и… нож выходит.

Минуту или две я задыхаюсь от боли, пытаясь сдержать слезы и не выпуская из руки нож, все еще засевший в рюкзаке.

Манчи снова облизывает мое лицо.

— Хороший пес, — неизвестно зачем говорю я.

Кажется, я целую вечность пытаюсь стащить с себя рюкзак и отбросить его в сторону вместе с ножом. Но даже тогда я не нахожу в себе сил подняться и, видимо, опять отключаюсь — потомушто в