пришлось уйти из Фарбранча.

— Нет, — тихо проговариваю я. — Ты все неправильно понимаешь. Нам пришлось бежать из-за меня…

— Наоборот, Тодд, я наконец-то все понимаю. Почему они так хотят тебя поймать? Почему за тобой гонится целая армия — через горы и долы, через всю вашу планету? — Виола показывает на Прентисса-младшего. — Я слышала, что он говорил. Зачем ты им сдался? Неужели тебе не кажется это странным?

Яма во мне становится глубже и чернее.

— Потомушто я не такой, как они.

— Вот именно!

Я выпучиваю глаза:

— А что тут хорошего, не пойму? Они хотят убить меня, потомушто я не убийца!

— А вот и нет, — возражает Виола. — Они хотят не убить тебя, а сделать убийцей.

Я растерянно моргаю:

— Чего?

Виола делает еще шаг в мою сторону:

— Если ты станешь таким мужчиной, какой им нужен…

— Мальчиком. Я еще не мужчина.

Она отмахивается:

— Пойми, если им удастся извести в тебе все хорошее и доброе, ту часть твоей души, которая не позволяет убивать, они победят! И если они сделают это с тобой, то потом смогут поступить так же со всеми остальными. Они победят. Победят, слышишь?

Виола стоит совсем рядом. Она кладет свою руку на мою, в которой зажат нож:

— Нет, это мы их победим. Ты их победишь, не став таким, как им надо.

Я стискиваю зубы.

— Он убил Бена и Киллиана!

Виола качает головой:

— Он только сказал, что убил. А ты поверил.

Мы оба смотрим на Прентисса-младшего. Он больше не дергается, пар начинает понемногу развеиваться.

— Я знаю таких мальчишек. У нас на корабле тоже такие были. Он врунишка.

— Он мужчина.

— Почему ты все время это повторяешь?! — не выдерживает Виола. — Как ты можешь говорить, что он мужчина, а ты нет?! Только из-за какого-то идиотского дня рождения? Если бы ты был родом с моей планеты, тебе бы вапще было уже четырнадцать!

— Я не с твоей планеты! — кричу я. — Я здешний, и здесь все устроено именно так!

— Ну значит, устроено неправильно. — Она отпускает мою руку и встает на колени рядом с Прентиссом-младшим. — Мы его свяжем. Свяжем покрепче и убежим, понял?

Нож я не выпускаю.

Что бы и как бы она ни говорила, я никогда не выпущу из рук нож.

Вдруг Виола поднимает голову и оглядывается:

— Где Манчи?

Ох нет!

Мы находим его в кустах. Завидев нас, он рычит — без слов, по-звериному рычит. Левый глаз у него заплыл, а вокруг пасти запеклась кровь. Не с первого раза, но мне удается его схватить, и Виола достает свою чудо-аптечку. Я держу Манчи, а она заставляет его проглотить таблетку, от которой он сразу обмякает, потом промывает рану на месте выбитого зуба, закладывает в глаз лечебный крем и обматывает голову бинтом. Он выглядит таким беспомощным и жалким, вяло бормоча «Тоудд?» и косясь на меня здоровым глазом, что несколько минут я просто сижу, прижав его к себе и пряча от дождя, пока Виола собирает вещи и вытаскивает из грязи мой рюкзак.

— У тебя вся одежда промокла, — говорит она. — И еда в кашу превратилась. Но книжка в пакете, она цела.

При мысли о том, что моя ма знала, каким я вырасту трусом, мне хочется швырнуть дневник в реку.

Но я не швыряю.

Мы связываем мистера Прентисса-младшего его же веревкой и обнаруживаем, что из-за удара током от винтовки отвалился деревянный приклад. Эх, жаль, она бы нам очень пригодилась…

— Что это было за устройство? — спрашиваю я Виолу, пока мы, фырча и отдуваясь, тащим Прентисса-младшего на обочину. Люди без сознания жутко тяжелые.

— Для связи с космическим кораблем, — отвечает она. — Как же долго я пыталась его разобрать!

Я выпрямляюсь:

— Но как твой корабль узнает, где ты?

Виола пожимает плечами:

— Может, в Хейвене найдется что-нибудь подходящее.

Она подходит к своей сумке и перекидывает лямку через голову. Надеюсь, Хейвен оправдает хотя бы половину ее ожиданий…

Мы уходим. Мистер Прентисс-младший был прав: мы сглупили, оставшись на дороге. На сей раз мы идем метрах в двадцати — тридцати, стараясь не выпускать ее из виду. Манчи несем по очереди.

И совсем не разговариваем.

Потомушто вдруг Виола права? Допустим, армия действительно хочет видеть меня в своих рядах — если я m тану на их сторону, встанут и остальные. Может, я для них что-то вроде мерила. Может, весь город действительно спятил и верит в эту чушь.

Если падет один, падут все.

Но, во-первых, даже это не объясняет, зачем мы понадобились Аарону. А во-вторых, я уже знаю, как хорошо Виола умеет врать. А если и теперь она все придумала?

Потомушто я никогда не встану на сторону армии, — особенно после того, что они сделали с Беном и Киллианом. И неважно, правду я прочел в Шуме Прентисса-младшего или нет. Тут Виола крупно ошибается. Плевать мне на мэра — если я хочу стать мужчиной, я должен побороть свою слабость, я должен убить человека, который этого заслуживает. Должен — иначе как мне жить дальше?

Уже первый час ночи, я в двадцати пяти днях и миллионе лет от того, чтобы стать мужчиной.

Ведь если б я убил Аарона, он бы не сказал мэру Прентиссу, где видел меня последний раз.

А если бы тогда, на ферме, я убил мистера Прентисса-младшего, он бы не привел людей мэра к Бену и Киллиану, не покалечил бы теперь Манчи.

Будь я убийцей, я бы остался на ферме и помог Бену с Киллианом обороняться.

Будь я убийцей, они бы, наверное, не умерли.

И на эту сделку я готов пойти хоть сейчас.

Я стану убийцей, раз это так важно.

Вот увидите.

Местность вокруг опять дикая, река снова течет ущельями. Мы ненадолго останавливаемся у скалы и доедаем остатки пищи, не пострадавшей в драке с мистером Прентиссом-младшим.

Я кладу Манчи на колени.

— Что за таблетку ты ему дала?

— Крошку человеческого болеутоляющего, — отвечает Виола. — Надеюсь, не переборщила.

Я поглаживаю его шерстку. Он теплый и крепко спит — хоть живой, и то хорошо.

— Тодд… — начинает Виола, но я ее останавливаю.