— Откуда ты знал, что у него есть нож?
— У каждого цыгана есть нож. Для еды. Даже члены одной семьи всегда пользуются только собственными столовыми приборами, опасаясь mahrime — заразы. Тот парень совершил выгодный обмен. Нож у него был маленький и тупой. К счастью, мне удалось его наточить в железнодорожной мастерской.
Длинным острым ногтем правого мизинца Расколь почесал переносицу.
— В тот же вечер, как только Стефан уселся в автомобиль, я спросил сутенера, нет ли у него покупателя и на меня. Он просиял и попросил меня подождать. Когда он вернулся, я стоял в тени под мостом и смотрел на уходящие и прибывающие поезда. «Иди сюда,
Харри зажмурился, как будто это могло помочь ему понять, правдив ли рассказ Расколя.
— Когда мимо медленно проплывали последние вагоны, я увидел женское лицо, смотревшее на меня из окна. Я как будто встретился с призраком. Она была похожа на мою мать. Я поднял окровавленный нож и показал ей. Знаешь,
— Что было потом?
Расколь открыл глаза:
— Знаешь,
— Понятия не имею.
— Судьба. Удача и карма. То, что управляет нашей жизнью. Я нашел бумажник сутенера, в нем оказалось три тысячи злотых. Вернулся Стефан; вместе с ним мы перенесли труп через пути и положили в товарный вагон состава, идущего на восток. Сами мы отправились на север. Двумя неделями позже в Гданьске мы пробрались на корабль, который доставил нас в Швецию. Оттуда направились в Осло. Здесь, в Тойене, был земельный участок, на котором стояли четыре фургона. В трех из них жили цыгане. Четвертый — старый, ветхий, с поломанной осью — пустовал. Он стал домом для меня и Стефана на пять последующих лет. Здесь в рождественский вечер мы отпраздновали мой девятый день рождения. Закутавшись в единственное оставшееся у нас шерстяное одеяло, мы ели печенье, запивая его молоком. На следующий день мы впервые взломали киоск и решили, что наконец-то попали в подходящее место. — Расколь широко улыбнулся. — Это оказалось проще, чем отнять у ребенка конфетку.
Довольно долгое время они сидели молча.
— У тебя такой вид, будто ты все еще не до конца мне веришь, — сказал наконец Расколь.
— Разве это имеет какое-то значение? — грубовато парировал Харри.
Расколь улыбнулся.
— Откуда ты знаешь, что Анна тебя не любила? — в свою очередь спросил он.
Харри молча пожал плечами.
Рука об руку, скованные наручниками, они вошли в «Кишку».
— Не стоит на все сто процентов рассчитывать, что я узнаю налетчика, — предупредил Расколь. — Вполне может быть, что это кто-нибудь из залетных.
— Понятно, — буркнул Харри.
— Отлично.
— Так если Анна — дочь Стефана и он живет в Норвегии, почему его не было на похоронах?
— Потому что он мертв. Сорвался, когда ремонтировал крышу много лет тому назад.
— А мать Анны?
— Они с сестрой и братом после смерти Стефана подались на юг, в Румынию. Адреса ее я не знаю, да и вообще сомневаюсь, чтобы он у нее был.
— Иварссону ты сказал, что родственники не пришли на похороны, потому что она навлекла позор на всю семью.
— Правда? — В карих глазах Расколя блеснули лукавые искорки. — Если скажу, что солгал, ты мне поверишь?
— Поверю.
— Однако я не лгал. Семья отвергла Анну. Для отца она больше не существовала, он запретил называть ее имя в своем присутствии. Чтобы избежать mahrime. Понимаешь?
— Честно говоря, нет.
Они дошли до здания Управления и остановились в ожидании лифта. Расколь пробормотал что-то неразборчивое; вслух же он спросил:
— А почему ты решил, что мне можно верить,
— Разве у меня есть выбор?
— Выбор всегда есть.
— Гораздо интереснее, почему ты веришь мне. Пусть ключ, который я тебе дал, — дубликат ключа от квартиры Анны, но ведь вовсе не факт, что я нашел его у убийцы.
Расколь покачал головой:
— Ты не понял. Я не верю никому. Полагаюсь лишь на инстинкт. А он говорит мне, что ты вовсе не дурак. У каждого есть что-то, ради чего он живет. То, что можно у него отнять. В том числе и у тебя. Это вовсе не сложно.
Двери лифта раскрылись, и они вошли внутрь.
Пока Расколь просматривал видеозапись ограбления, Харри в полутьме наблюдал за ним. Цыган сидел с невозмутимым видом, выпрямившись и плотно сжав ладони. Лицо его оставалось бесстрастным даже тогда, когда в «Камере пыток» раздался искаженный звук выстрела из винтовки.
— Хочешь просмотреть еще раз? — спросил Харри, когда они дошли до последних кадров, на которых Забойщик уходил по Индустри-гате.
— Не нужно, — отказался Расколь.
— Ну и?.. — Харри попытался скрыть возбуждение.
— А еще что-нибудь есть?
Харри воспринял это как дурной знак:
— Э-э. У нас есть запись видеокамеры из «Севен-элевен», расположенного напротив, откуда он наблюдал за банком перед самым ограблением.
— Ставь.
Харри прокрутил пленку дважды.
— Ну? — повторил он свой вопрос, когда изображение на экране вновь сменилось пургой.
— Я так понимаю, что было еще несколько налетов, и мы могли бы посмотреть и эти записи, — сказал Расколь и взглянул на часы. — Однако все это пустая трата времени.
— Мне казалось, ты говорил, что время — это единственное, чего у тебя в избытке.
— Очевидная ложь. — Расколь встал и протянул Харри руку. — Как раз со временем у меня туго. Давай,
Харри про себя выругался. Он защелкнул наручники на запястье Расколя, и они вместе, бочком, протиснулись между столом и стеной к двери. Харри взялся за собачку замка.
— Большинство из тех, кто грабит банки, — простые ребята, — сказал Расколь. — Потому-то они и грабят банки.
Харри замер.
— Одним из самых знаменитых грабителей был американец Уилли Саттон, — продолжал Расколь. — Когда он был пойман и предстал перед судом, судья спросил его, почему он грабит банки. Саттон ответил: «Because that's where the money is».[32] У американцев это выражение