золотом и билетами, взял расчет и вынес бабушке.
– Ну! Ну! Ну! Нечего считать! – замахала она руками, – скорей, скорей, скорей!
– Никогда на этот проклятый zero не буду ставить и на красную тоже, – промолвила она, подъезжая к воксалу.
На этот раз я всеми силами старался внушать ей ставить как можно меньше, убеждая ее, что при обороте шансов всегда будет время поставить и большой куш. Но она была так нетерпелива, что хоть и соглашалась сначала, но возможности не было сдержать ее во время игры. Чуть только она начинала выигрывать ставки в десять, в двадцать фридрихсдо-ров – «Ну вот! Ну вот! – начинала она толкать меня, – ну, вот выиграли же; стояло бы четыре тысячи вместо десяти, мы бы четыре тысячи выиграли, а то что теперь? Это все ты, все ты!»
И как ни брала меня досада, глядя на ее игру, а я, наконец, решился молчать и не советовать больше ничего.
Вдруг подскочил Де-Грие. Они все трое были возле; я заметил, что m-lle Blanche стояла с маменькой в стороне и любезничала с князьком. Генерал был в явной немилости, почти в загоне. Blanche даже и смотреть на него не хотела, хоть он и юлил подле нее всеми силами. Бедный генерал! Он бледнел, краснел, трепетал и даже уж не следил за игрою бабушки. Blanche и князек, наконец, вышли; генерал побежал за ними.
– Madame, madame, – медовым голосом шептал бабушке Де-Грие, протеснившись к самому ее уху. – Madame, эдак ставка нейдет… нет, нет, не можно… – коверкал он по-русски, – нет!
– А как же? Ну, научи! – обратилась к нему бабушка.
Де-Грие вдруг быстро заболтал по-французски, начал советовать, суетился, говорил, что надо ждать шансу, стал рассчитывать какие-то цифры… Бабушка ничего не понимала. Он беспрерывно обращался ко мне, чтоб я переводил; тыкал пальцем в стол, указывал; наконец, схватил карандаш и начал было высчитывать на бумажке. Бабушка потеряла, наконец, терпение.
– Ну, пошел, пошел! все вздор мелешь! «Madame, madame», а сам и дела-то не понимает; пошел!
– Mais, madame, – защебетал Де-Грие и снова начал толкать и показывать. Очень уж его разбирало.
– Ну, поставь раз, как он говорит, – приказала мне бабушка, – посмотрим: может, и в самом деле выйдет.
Де-Грие хотел только отвлечь ее от больших кушей; он предлагал ставить на числа, поодиночке и в совокупности. Я поставил по его указанию по фридрихсдору на ряд нечетных чисел в первых двенадцати и по пяти фридрихсдоров на группы чисел от двенадцати до восемнадцати и от восемнадцати до двадцати четырех: всего поставили шестнадцать фрид– рихсдоров.
Колесо завертелось.
– Zero, – крикнул крупёр.
Мы всё проиграли.
– Эдакой болван! – крикнула бабушка, обращаясь к Де-Грие. – Эдакой ты мерзкий французишка! Ведь посоветует же, изверг! Пошел, пошел! Ничего не понимает, а туда же суется!
Страшно обиженный, Де-Грие пожал плечами, презрительно посмотрел на бабушку и отошел. Ему уж самому стало стыдно, что связался, слишком уж не утерпел.
Чрез час, как мы ни бились, всё проиграли.
– Домой! – крикнула бабушка.
Она не промолвила ни слова до самой аллеи. В аллее, и уж подъезжая к отелю, у ней начали вырываться восклицания:
– Экая дура! экая дурында! Старая ты, старая дурында!
Только что въехали в квартиру: «Чаю мне! – закричала бабушка, – и сейчас собираться! Едем!»
– Куда, матушка, ехать изволите? – начала было Марфа.
– А тебе какое дело? Знай сверчок свой шесток! Потапыч, собирай все, всю поклажу. Едем назад, в Москву! Я пятнадцать тысяч целковых профершпилила!
– Пятнадцать тысяч, матушка! Боже ты мой! – крикнул было Потапыч, умилительно всплеснув руками, вероятно предполагая услужиться.
– Ну, ну, дурак! Начал еще хныкать! Молчи! собираться! счет скорее, скорей!
– Ближайший поезд отправится в девять с половиною часов, бабушка, – доложил я, чтобы остановить ее фурор.
– А теперь сколько?
– Половина восьмого.
– Экая досада! Ну все равно! Алексей Иванович, денег у меня ни копейки. Вот тебе еще два билета, сбегай туда, разменяй мне и эти. А то не с чем и ехать.
Я отправился. Чрез полчаса возвратившись в отель, я застал всех наших у бабушки. Узнав, что бабушка уезжает совсем в Москву, они были поражены, кажется, еще больше, чем ее проигрышем. Положим, отъездом спасалось ее состояние, но зато что же теперь станется с генералом? Кто заплатит Де-Грие? M-lle Blanche, разумеется, ждать не будет, пока помрет бабушка, и наверное улизнет теперь с князьком или с кем-нибудь другим. Они стояли перед нею, утешали ее и уговаривали. Полины опять не было. Бабушка неистово кричала на них.
– Отвяжитесь, черти! Вам что за дело? Чего эта козлиная борода ко мне лезет, – кричала она на Де- Грие, – а тебе, пиголица, чего надо? – обратилась она к m-lle Blanche. – Чего юлишь?