подморозит.

Он стоял перед входом в пещеру, стараясь надышаться, и вслушивался в звуки ночи. Он услышал отдаленный раскат выстрела, потом крик совы в нижнем лесу, там, где был загон для лошадей. Потом из пещеры донеслось пение цыгана и мягкие переборы гитары. «Наследство мне оставил отец», — вывел нарочито гортанный голос, немного задержался на высокой ноте и продолжал:

Гитара забренчала быстрыми аккордами в знак одобрения певцу.

— Хорошо поешь, — услышал Роберт Джордан чей-то голос. — Теперь каталонскую, цыган.

— Не хочу.

— Давай. Давай. Каталонскую.

— Ну, ладно, — сказал цыган и затянул уныло:

— Ole! — крикнул кто-то. — Давай, давай, цыган!

Голос певца окреп и зазвучал печально и насмешливо:

— Ну, расшумелись, — сказал голос Пабло. — Уймись, цыган!

— Да, — подхватил голос женщины. — Глотка у тебя здоровая. Таким пением ты всех окрестных guardia civil соберешь, а слушать все-таки противно.

— Я еще песенку знаю, — сказал цыган, и гитара начала вступление.

— Держи ее при себе, — ответила ему женщина.

Гитара смолкла.

— Я сегодня не в голосе. Потеря, значит, невелика, — сказал цыган и, откинув попону, вышел в темноту.

Видно было, как он постоял у дерева, потом направился к Роберту Джордану.

— Роберто, — тихо сказал цыган.

— Да, Рафаэль, — откликнулся Роберт Джордан. По голосу цыгана он сразу понял, что вино на него подействовало. Сам он тоже выпил немало — две кружки абсента и еще вино, но голова у него оставалась холодной и ясной, потому что сложность, возникшая из-за Пабло, все время держала его в напряжении.

— Почему ты не убил Пабло? — спросил цыган совсем тихо.

— А зачем его убивать?

— Рано или поздно все равно придется. Почему ты не воспользовался случаем?

— Ты это серьезно?

— А как ты думаешь, чего ждали все? Как ты думаешь, зачем Пилар услала девушку? По-твоему, после таких разговоров все может остаться как было?

— Что ж вы сами его не убили?

— Que va11, — сказал цыган спокойно.

— Это твое дело. Три или четыре раза нам казалось, что вот сейчас ты его убьешь. У Пабло нет друзей.

— Мне приходила такая мысль, — сказал Роберт Джордан. — Но я от нее отказался.

— Это было каждому ясно. Все видели, что ты готовишься. Почему ты этого не сделал?

— Я боялся, что это будет неприятно вам или женщине.

— Que va! Женщина сама ждала этого, как шлюха ждет взлета большой птицы. Ты моложе, чем кажешься.

— Может быть.

— Убей его сейчас, — настаивал цыган.

— Это будет убийство из-за угла.

— Тем лучше, — сказал цыган совсем тихо. — Риску меньше. Ну? Убей его.

— Я так не могу. Это подло, а тем, кто борется за наше общее дело, подлость не к лицу.

— Ну, вызови его на ссору, — сказал цыган. — Все равно ты должен его убить. Ничего другого не остается.

В эту минуту, не спугнув тишины, из-за деревьев вылетела сова, ринулась вниз, на добычу, потом снова взмыла, хлопая крыльями быстро, но бесшумно.

— Вот смотри, — сказал в темноте цыган. — Так должны бы двигаться люди.

— И так же слепнуть днем, сидеть на дереве и ждать, когда вороны заклюют? — спросил Роберт Джордан.

— Это бывает не часто, — сказал цыган. — И то разве случайно. Убей его, — продолжал он. — Смотри, потом трудней будет.

— Все равно момент уже упущен.

— Вызови его на ссору, — сказал цыган. — Или сделай это тишком.

Попона, которой был завешен вход, приподнялась, пропуская свет. Кто-то вышел из пещеры и подошел к ним.

— Ночь ясная, — сказал глухой, тусклый голос. — Завтра будет хорошая погода.

Это был Пабло.

Он курил русскую папиросу, и когда затягивался, огонек, разгораясь, освещал его круглое лицо. При свете звезд можно было различить его массивное туловище и длинные руки.

— Не обращай внимания на Пилар, — сказал он Роберту Джордану. Папироса вдруг вспыхнула ярче и на миг стала видна в его руке. — На нее иногда находит. Но она хорошая женщина. Она предана Республике. — Теперь огонек папиросы подрагивал в воздухе при каждом его слове. Говорит с папиросой во рту, подумал Роберт Джордан. — Нам с тобой ссориться ни к чему. Мы во всем согласны. Я рад, что ты пришел к нам. — Папироса опять вспыхнула. — Споров ты не слушай, — сказал он. — Мы все тебе рады. А теперь ты меня извини. Я пойду взгляну, как там привязали лошадей.

Он скрылся в чаще по направлению к поляне, и сейчас же снизу донеслось лошадиное ржанье.

— Видишь, — сказал цыган. — Теперь видишь? Вот и упустил случай.

Роберт Джордан молчал.

— Пойду тоже туда, — сердито сказал цыган.

— Зачем?

— Que va, зачем. Посмотрю хоть, чтоб он не сбежал.

— А он может взять лошадь и уйти понизу?

— Нет.

— Тогда иди туда, где его можно задержать.

— Там Агустин.