собачью вахту. Значит, Билли Бонса упустила она, Ма­ша! Она виновата.

Маша прождала минут десять; ветер то и дело приоткрывал занавеску, показывая пустую кровать.

Нет, надеяться бесполезно. Билли Бонс ускользнул.

Она вылезла в окно и по I рядкам, не ступая на до­рожку со скрипучей щебенкой, прокралась к сараюхе. Заглянула в окно, еще на что-то надеясь... В ком­нате никого не было. Лунный свет падал на стол, и там, рядом с грязным стаканом Билли Бонса, черне­ла глянцевая лужа. Вино или кровь?

Глава XVIII

КРОВАВАЯ НОЧЬ

Все-таки кровь, настоящая. Боясь затоптать следы преступления, Маша не полезла в сараюху, а сходила за фонариком и посветила в окно. Кро­ви было много, как будто на столе зарезали курицу. Она уже подернулась мутной пленкой и начала свер­тываться. Можно представить, как Билли Боне и его ночной гость (Федя?) сидели за столом и разговари­вали, а потом один ударил другого чем-то тяжелым в висок. Человек упал головой на стол, обливаясь кро­вью... Кто убийца, а кто жертва? Маша знала слиш­ком мало, чтобы строить догадки. Может, моряк стукнул пожарного, может, пожарный — моряка. Или Федя вообще не приходил этой ночью, и в сараюхе у Билли Бонса побывал кто-то третий.

На постели валялась книга в бурой оберточной бумаге; между страниц торчал обрывок газеты. Маша дотянулась через подоконник и раскрыла заложен­ную страницу. Любопытное чтение выбрал себе перед сном Билли Боне: «Сборникъ Императорскаго Географическаго общества» 1912 года, статью «Укропольскiя каменныя выработки». Катакомбы, проще говоря. В 1912 году они уже были древними.

Автор статьи, почетный член этого самого обще­ства князь Розмаридзе, прошел под землей больше двухсот верст и составил план основных штреков. А какой-то читатель исчеркал план простым каран­дашом, где отмечая стрелками свой путь, где дорисо­вывая новые штреки. Особенно много карандашных пометок он оставил возле школы. На княжеском плане ее вообще не было, хотя, например, церковь была. А человек с карандашом нарисовал и школу, и колодец. Маша не сомневалась, что это был Билли Боне. Хотя мало ли у кого могла побывать старинная книга за свою долгую жизнь.

Где-то мама записывала домашний телефон Са­мосвала, но добежать было быстрее, чем искать. Ма­ша рванула огородами, не особенно разбираясь впотьмах, куда наступает, и только изредка подсвечивая себе фонариком. Под ногами чпокали помидо­ры и хрустели огурцы. В одном месте Машу обругал из окна сонный голос, в другом на нее бросилась вы­пущенная на ночь цепная собака. Голосу она не от­ветила, собаку подкупила завалявшимся в кармане леденцом. До конца огорода пришлось идти медлен­ным шагом, потому что собакам инстинкт велит бро­саться вслед убегающим. Не успела Маша прибавить хода, как споткнулась о перезрелый арбуз, и он с треском расколол, обдав ноги липким соком.

Самосваловское окно знает весь город: начальник Укропольской милиции разводит канареек, и подокон­ник у него заставлен клетками. Маша забарабанила в стекло. Первыми проснулись канарейки, потом из сво­его окна высунулась вредная соседка, и Маша услыша­ла про себя много нового. Самосвал спал богатырским сном, набегавшись за день по оврагам. Наконец среди клеток вынырнула его всклокоченная голова:

— Драка? Иду.

Маша ничего не стала объяснять, потому что со­седка подслушивала. Она уселась на лавочке и, ка­ жется, придремала, потому что Самосвал появился, как Сивка-Бурка в сказках: только что его не было, и' вдруг стоит — огромный, пахнущий гуталином.

— Маша? — Начальник Укропольской милиции наклонился над ней, скрипя ремнями. — Что случи­лось, где драка?

Маша оглянулась на соседкино окно: там смутно маячил блин лица.

— Пойдемте, дядь Вить, — встала она — по дороге объясню.

Огородами Самосвал не пошел, сказав, что не имеет права наносить ущерб огурцам гражданского населения. Маша рассказывала, а он то верил, то не верил. Услышав про татуировку Билли Бонса, насто­ рожился:

— Ты не заметила, змея была не в короне?

— Не помню, — сказала Маша. — Это важно?

— Да, в общем, не очень. Кинжал со змеей — блат­ная татуировка, означает: «Начал воровать и грабить». Если змея в короне, значит, уголовник в авторитете... Размечтался! — оборвал себя Самосвал. — Ну какой уголовник сунется в дом к генералу разведки?

— Так Дед ему сменил установку.

— Это как?

— Начал ему грузить, как огород удобряют, как навоз разводят водой.

— Сапогом прикинулся, — понял Самосвал. — А почему он мне-то не сказал, что подозревает квар­ тиранта?

— Дед его и не подозревал. Понимаете, Билли Боне вроде хотел купить у нас дом, а Дед...

Маша не договорила. Широченная ладонь на­чальника Укропольской милиции залепила ей рот. Самосвал молча показывал пальцем куда-то за забор.

Они были у дома Василия Прокопыча. Мертвен­ный свет луны заливал верхушки садовых деревьев и, пробившись сквозь листья, пятнами лежал на земле. Забор между дворами Василия Прокопыча и Маши был почти скрыт за кустами винограда. Один из них пошевеливался, слабо, но настойчиво, как будто его дергали за веревочку.

— Шумни, — прошептал Самосвал.

— Как?

— Как хочешь. Зови кого-нибудь, песню пой. — Самосвал ободряюще похлопал Машу по плечу и скрылся в темноте.