что хотят ее посмотреть. Я и билет на самолет для нее заказал. Не успеет мама опомниться, как уже будет работать в Москве!

— А я все время боялась, что ты на нее посмот­ришь вот так. — Маша попыталась изобразить разведчицкий взгляд, хотя знала, что у нее не получает­ся, и простонала замогильным голосом: — Маргари-итка, ты хо-очешь в Москву-у, ты же хо-очешь в Мо-скву-у!

— Разве я так говорю? — усмехнулся Дед. — И гла­за не таращи, надо просто смотреть собеседнику в переносицу... А как ты сама думаешь, почему я не стал на нее нажимать?

— Наверное, тебе было совестно. Мама же не шифровальщица какая-нибудь.

— Вот ты и ответила.

— А мы с тобой когда поедем? — Маша подумала, что надо еще найти клад Бобрищева, и добавила: — Хорошо бы через недельку.

— Хочешь двойку исправить? — по-своему понял ее Дед.

Маша мотнула головой: то ли да, то ли нет. Врать не хотелось, а рассказывать о катакомбах — тем более.

В ванной громко зачавкала стиральная машина, откачивая грязную воду. Дед приподнял бровь:

— Пришла — и сразу стирать? Муха, что-то я не замечал за тобой такой чистоплотности.

— Ой, я такая грязная пришла. В школе убира­лась, — не сразу нашлась Маша. После приключений в катакомбах казалось, что уборка в школьном под­вале была давным-давно.

— Знаю, мне ведомая сказала. Пришла, чаю со мной попила. Мы долго тебя ждали. – «Ведомой» Дед прозвал Наташку. В истребительной авиации са­молеты летают парами: ведущий атакует, а ведомый следит, чтобы сзади не подкрался истребитель. Вот и Наташка вперед не лезет, хотя имеет свою гордость. Никогда не покажет, что струсила: побледнеет, закусит губу и — за Машей!

— Она давно ушла? — спросила Маша.

— С час назад. По-моему, она волновалась, — с намеком добавил Дед. Вот так, по-разведчицки: вро­де ни о чем не спросил, а отвечать надо. Или признаваться, что убежала от Наташки, вот она и волнуется. Или врать: «Не знаю, что ей в голову пришло». Хотя можно и просто уйти от разговора.

— Пойду к Наташке. — Маша отодвинула пустую тарелку.

— А второе?

— Не могу. Я и так уже за месяц поправилась на целых шестьсот граммов!

— Растешь.

— Толстею.

— К ночи дождь обещали, возьми зонтик, — ска­зал Дед и продолжал в сторону, как о неважном: — Все льет и льет. Слышала, на пустыре сарай ушел под землю? Там катакомбы залило дождем, и все обвалилось.

— У нас это каждый год, — ответила Маша. Поче­му вдруг Дед заговорил про катакомбы?! В горле сразу пересохло, и «год» она еле выговорила.

— И знаешь, что интересно? — не глядя на нее, продолжал Дед. — Сарай был из старого автобуса. Он так целеньким и съехал в яму. А под ним нашли две лопаты — как они вывалились, если дверь закрыта, замок на месте?!

Маша перевела дух:

— Это не мы, Дед!

— Знаю, вы только Белого Реалиста искали.

— Наташка проболталась?!

— Нет, Наташка держалась, как Штирлиц в под­вале у папаши Мюллера. Я догадался, когда ты на­ следила в коридоре: светлая грязь — из катакомб. Муха, кончай эти игры! — приказным тоном сказал Дед. — По катакомбам и вообще ходить опасно, а осенью — просто гроб! Дожди, земля тяжелеет и да­вит на кровлю, вода все размывает...

— Да нет же, там сухо, — возразила Маша и по быстрому взгляду Деда поняла: он совсем не был уве­ рен в том, что она лазила в катакомбы. — Подловил, да? Справился?

— Не обижайся, Муха. Должен же я знать, где бы­вает моя внучка. А то не нравятся мне эти лопаты, проходящие сквозь стены. Самосвалов расспраши­вал про мужчину в синих джинсах. Вы его не встре­ чали?

Маша ковырнула вилкой подсунутый Дедом са­лат из помидоров. И стала есть. Воспитанные девоч­ки не говорят с набитым ртом. Воспитанные девочки жуют и думают, что сказать Деду. Признаться, что встречали? Тогда уж точно не видать ей бобрищевских катакомб!

— Значит, встречали, — заметил Дед.

— С чего ты взял?

— У тебя глаза рыскнули.

— Ну, это несерьезно, Дед! — разочаровалась Маша. — Я думала, что ты меня как-то по-особенному, по-разведчицки расколол. А ты как мама глаза бегают — значит, виновата.

— А еще у тебя дыхание участилось и пот высту­пил на лбу...

— Я так ем. До пота.

Дед пропустил эту реплику мимо ушей.