все. Игоря увезли раньше.

Когда за ними захлопнулась входная дверь, Эльза отчетливо подумала, что теперь в ее жизни начался новый период. Может быть, не имеющий ничего общего с ее прошлой жизнью. Хотя, конечно, эта новая жизнь некоторым образом зависит от прошлой. Согласно учению о карме, в каждой последующей жизни человек расплачивается за грехи, совершенные им в предыдущей. И, как понимала Эльза некоторые туманные рассуждения своего мужа, целью человеческой жизни как раз является освобождение от влияния кармы.

Эльза некоторое время слонялась по пустой квартире, затем заварила горячего чая, полистала какой-то журнал и внезапно поняла, что должна сделать в первую очередь. Подставив кухонную табуретку, она открыла дверцы антресоли. Там за коробками находился небольшой чемодан. Конечно, Игорь считал, что жена не подозревает о его существовании. Но, разумеется, ошибался.

...Чемодан был очень старый. Эльза очень удивилась, наткнувшись на него. Ей казалось, его давно выбросили. Что-то неприятное отозвалось внутри, словно провели гвоздем по стеклу. Это был чемодан из ее пионерско-лагерного детства, когда каждое лето она отправлялась в «Юность» – на все три смены. С восьми и до четырнадцати лет каждый июнь она набивала этот чемодан своими вещами и книжками, так что он становился неподъемным, но все же упорно не хотела ни с чем из собранного расставаться. Она ненавидела этот чемодан – он стал символом ее ссылок. Теперь он казался Эльзе куда меньше, хотя все равно он был довольно вместительным. Из синей искусственной кожи, поцарапанный, обшарпанный, со следами шариковой ручки, с полуотвалившейся застежкой, с остатками навечно прикрепленной картонки с Эльзиными именем и фамилией на крышке. Теперь чемодан для верности был обмотан широким коричневым скотчем, иначе несомненно бы раскрылся. Эльза вытащила чемодан на свет, тот отозвался забытой, но все-таки очень привычной тяжестью. Как и в детстве, он был неподъемен. Эльза ножницами разрезала скотч, и грязно-синяя крышка откинулась сама собой...

...Эльзе почему-то вспомнились кадры из гангстерских фильмов – толстые, одна к одной сложенные пачки денег. Но только перед ней явно были не деньги. Осторожно, словно нечто взрывоопасное, она взяла один из пакетиков. Разрезала скотч, надорвала поли­этилен. На пол посыпался легкий белый порошок. Эльза коснулась его пальцем, хотела было понюхать, но услужливая память вновь подсунула навязанный кинематографом опыт: многочисленные кадры с нюхающими вот точно такой же белый порошок истощенными молодыми людьми слились перед ней в один грандиозный коллаж. Наркотики, сомнений тут быть даже не могло. Теперь ей все стало ясно. Если в доме находятся наркотики, то до убийства даже не шаг нужно сделать, только пошевельнуться! Значит, арест обоснован. Значит, все это правда...

Неизвестно, сколько времени Эльза просидела вот так на полу перед распахнутым чемоданом. Из ступора ее смог вывести только телефонный звонок. Она взяла трубку. На другом конце провода говорить с ней не пожелали, а может, просто поняли, что ошиблись номером. Так или иначе, Эльза очнулась. Движения ее стали мягкими, но очень точными. Она засунула все вывалившиеся пакетики обратно в чемодан, с трудом защелкнула замки и обмотала поверх прозрачным скотчем – коричневого в доме не нашлось. Потащила чемодан к выходу, но поняла, что так не пойдет – он был слишком тяжелым. Тогда она опять разрезала скотч, раскрыла злополучный чемодан и рассовала маленькие коричневые сверточки по пакетам.

Она вытащила чемодан, отнесла в прихожую. Потом оделась и, прихватив пакеты, вышла во двор.

Здесь было пусто. Эльза быстро пересекла двор, подошла к мусорному контейнеру и выбросила пакеты. Один из них порвался и небольшие, аккуратно замотанные коричневым скотчем пакеты скрылись среди мусора. Затем Эльза вернулась, взяла чемодан, снова спустилась во двор, пошла в дальний угол двора, где стоял еще один контейнер. Здесь она избавилась от чемодана.

Теперь можно было начинать новую жизнь...

– А что я могу? Молчит он. Как воды в рот набрал... Да ты сам убедись. И не то чтобы понты там какие, мол, без адвоката разговаривать не буду... Ему что с адвокатом, что без. Уж мы подсылали к нему государственного адвоката... Значит, теперь ты его вести будешь, вот оно как.

У следователя Герасимова было приятное круглое лицо, чубчик и светлые голубые глаза. Все это придавало следователю детское выражение, хотя Герасимову было основательно за тридцать, и мужчина он был серьезный, плотной комплекции. Но если приглядеться внимательно, становилось ясно – такому палец в рот не клади. По локоть откусит, причем сохраняя на лице добродушное выражение.

Про себя я тут же окрестил его «добряк Билли Бонс», это у меня игра такая, клички людям давать, пользуясь детскими литературными воспоминаниями. Был такой обаятельный пират Билли Бонс.

Приятная внешность следователя Герасимова была обманчива. Я с трудом припомнил все, что мне когда-то доводилось слышать от Вячеслава Ивановича Грязнова, начальника МУРа, – тот столько лет сидел на своем месте, что всех московских сыщиков и следаков знал в лицо, на каждого в уме у него было заведено досье, и временами он делился в частных беседах этими сведениями с племянником своим, Денисом, мне по старой дружбе кое-что перепадало. Если я Герасимова ни с кем не путаю – это тот самый, что несколько раз чуть не загремел за нарушение процессуальных норм при рассмотрении уголовного дела. В доме у него живут два здоровенных дога. Животных любит, а вот людей не очень...

Явился я в прокуратуру Гагаринского района без предупреждения и на особо теплый прием не рассчитывал. Однако, взяв у меня ордер на защиту и узнав, кто я такой, Герасимов стал необычайно любезен. То ли слухи о моих скромных подвигах просочились сквозь эти казенные стены, но вероятнее другое – расчет на мои предполагаемые связи в надзвездных сферах, возможность через меня наладить личное знакомство с начальством.

Только зря он старался. Не нравятся мне люди, легко и непринужденно после первой фразы переходящие на «ты». Я и сам предпочитаю разговор на «ты», но люблю, когда у меня на это предварительно спрашивают разрешение.

– Может, при тебе у него язык и развяжется, только странный он тип: до того дошел, что даже на вопрос «имя-фамилия» не отвечает, чисто анекдот! Ну, да мне без разницы, я это молчание лично для себя классифицирую как половину признания. Я ему и говорю: может, скажешь хотя бы который час?.. – Герасимов захихикал.

Я тоже хмыкнул, одобряя его средние юмористические способности.

– Да на вот, смотри, – Герасимов швырнул мне папку с делом Инсарова. – Все, как положено, только протокола допроса нет, – естественно, подследственный ведь в молчанку играет. Неуловимый мститель. А вот и фотографии...

– Интересные картинки, цветные, – сказал я. – Со всех ракурсов. Действительно, кровища.

– Крови как на бойне. А туда же – генеральский дом...

– И колер, – добавил я, рассматривая фото, – и композиция... Для выставки вы, что ли, их готовили?

– Сашка Круглый снимал, я ему передам твои восторги. Он у нас на оператора учился, все до сих пор прославиться мечтает.

– Голова разбита? – спросил я.

– Вдребезги. Не знаю, чего это он так разошелся, ведь профессор-то сам хилый, а этот покойничек гляди, какой красавец... Здоровяк!.. Инсарову, наверное, на цыпочки вставать пришлось, чтобы его огреть. Но удар мощный, череп раскрошился, в волосах мозги... И тело все исполосовано. Столовым ножом. Очень острым. Зачем? Непонятно. Будто уже остановиться не мог. Я уж после думал: не проглотил ли себе Инсаров с перепугу язык, но он ничего, обед нормально жрет...

– Судмедэксперты что говорят, результаты вскрытия готовы?

– Нет, медицинскую экспертизу не сделали еще, – досадливо поморщился Артур, – тянут, как обычно. Да тут и без экспертизы можно все представить. Ждал гостя, стол накрыл. Посидели недолго, выпили всего по бокалу. Да еще и вина легенького, сухого. А потом, стало быть, разговор между ними произошел. Не знаю, чего не поделили – то ли бабу, то ли деньги. Нервничали оба – пепельница окурков полна, затушены все неровно. Ну а потом Инсаров кинулся на гостя и убил. Больше никого в квартире не было. Так что дело ясное, не знаю, на что ты рассчитываешь, если честно. Или тебе так и так заплатят? Квартира в крови, брызги крови у Инсарова на рукаве, отпечатки пальцев повсюду его, да ведь он его чем – он его утюгом! Взял и шарахнул... Известное дело. Но если бы спьяну... А то трезвый же был!