Всю неделю Антонина провела в полном одиночестве и взаперти. Неизвестность мучила ее, а страх не давал спать по ночам.

Раз в день ей приносили сырые немытые овощи – морковь, свеклу, капусту – и ведро воды. Она пыталась выяснить судьбу Степана, угрожала милицией, просила о милосердии и помощи... Никто не отвечал на ее вопросы, не вступал в разговоры.

Она сутками напролет плакала, уткнувшись лицом в ком тряпок, служивших ей подушкой. Выдумывала фантастические планы побега.

«Вот, – думала она, – хорошо бы часовые вздремнули, а засов я бы немного подтолкнула палочкой... Он бы упал. Я бы тихонько выбралась. В деревне взяла свою машину, доехала бы до первого же отделения милиции... И там все бы им рассказала! Вот они бы... Тогда я бы и Степана нашла. Куда они его дели? Что с ним случилось? Ведь не мог же он меня тут одну бросить? С ним что-то страшное... Боже мой! Как ему помочь?»

Голова от напряжения, от голода и постоянного стресса превратилась, казалось, в один сгусток боли.

И так день за днем...

Дверь ее убогой лачужки распахнулась поздней ночью накануне ожидаемого приезда Степана. Два черных служителя и три костлявые тетки в белых балахонах молча отвели ее на берег пруда и заставили раздеться догола. Потом тетки провели ее в воду, ополоснули и вывели на берег.

– Не воняет? – спросил один из черных.

– Пока нет, – сострила тетка.

– Пошли. – Черные повели ее обратно в колонию.

Антонине показалось особенно странным и пугающим то, что в лесу не щебетали птицы. Не свиристели сверчки.

Этой ночью и в колонии была могильная тишина. Ни шепота, ни звука, ни малейшего огонька.

Дверь дома со скрипом отворилась. Тетки бесцеремонно пихнули Антонину вперед – в бездну мрака и ужаса...

За ней вошли черные.

Кто-то взял ее за руку и повел по ступеням на второй этаж.

«К Солнцу ведут, – догадалась Антонина, и сердце ее сжалось в твердый комочек. – А если я его задушу? У меня хватит сил. Мы же будем одни! Он не сможет сопротивляться... Хотя говорят, что он невероятно силен...»

– Проходи. – Перед Антониной открылась дверь.

В большой просторной комнате горели свечи в высоких канделябрах.

Стены, почти невидимая мебель, стол – все было укрыто черным бархатом. Казалось, что это в ночном бездонном небе парят огоньки свечей, поблескивает серебро столовых приборов, цветные узоры фарфоровых тарелок, хрусталь бокалов. И розы... Алые розы с капельками росы на лепестках...

– Проходи, – раздался рокочущий бас Минаева. – Сегодня я долго думал о тебе. Снова и снова я думаю о тебе. И никак не могу решиться на неминуемый поступок.

Самого Минаева нигде не было видно.

«Будет играть, – определила Антонина, – как кошка с мышкой. Вот, оказывается, что ему нужно... Ничего удивительного. Это можно было предположить. Посмотрим, что будет дальше».

– Не удивляйся. – В комнату вплыла фигура Солнца. Минаев был одет в бархатный балахон, и его не было видно. – Это великолепие не для тебя. Я никак не хотел произвести на тебя впечатление. Просто я так живу. Мне так приятнее. Я ничего не хочу скрывать от тебя. Ведь ты умная женщина и все понимаешь. Зачем эти утайки?

– Где Степан? – отважно спросила Антонина, оглядываясь.

Входную дверь, в которую вошла, она бы уже не нашла в складках черного бархата.

– Степан поехал в экспедицию. К жаркому солнцу. Ему нужно проветриться. Да и мы... Уже давно планировали эту поездку для него. Пора мальчику становиться мужчиной. Пора ответственно относиться к делу. Пора совершать важные и нужные поступки. Мне кажется, вы того же мнения?

– Безусловно, – подтвердила Антонина.

– Но взялись, так сказать, с другой стороны, – усмехнулся Солнце, – ученый... Психолог. Изучаешь нас, значит, как подопытных кроликов...

– Каждому свое, – проговорила гостья.

– Если бы так, – хозяин горестно вздохнул, выказывая скорбь по несовершенствам мироздания. – Но ведь не получается! Не может народ чинно и благородно отдавать кесарю кесарево, а Богу – богово. У нас все через край! Уж если любовь, то до гроба! Да так, чтоб кости трещали! Разве вы любите вашего бедного мальчика по-другому? Разве вы не готовы ради него взойти на костер?

– Я бы хотела для начала с ним посоветоваться.

– Давайте выпьем хорошего красного вина? – Минаев подошел к будто парящим в воздухе столовым приборам, поднял хрустальный графин – в бокалы полилось густое багровое вино.

– Подходите ближе, – позвал Солнце. – Я, конечно, могу и поднести...

– Ничего, ничего, – Антонина подошла и взяла бокал.

Минаев слегка тронул своим бокалом край ее бокала.

– За любовь! – провозгласил он.

И выпил большими глотками.

Антонина только чуть пригубила.

– До дна, – потребовал Великое Солнце тоном, не терпящим возражений. – Уж если я выпил за вашу любовь, то и вам следовало бы... Вот и умница. Еще глоточек!

Вино оказалось чуть солоноватым, плотным и необыкновенно текучим – просто само лилось в горло!